другие меры дознания. В моей власти освободить вас или замучить до смерти… Итак, отвечайте прямо и не задумываясь: вам… (голос мой невольно дрогнул) вам известно что-нибудь о связях вашей службы с… Перевалом Майтрейи?
— Нет, — без запинки ответил Питер. — Вот уж о чем не слыхал никогда в жизни… Что это за перевал такой?
Я не усомнился в искренности его слов… Хотелось продлить нашу беседу и вместе с нею жизнь Питера, но что-то уже происходило вокруг нас, перемешивание света и теней, дрожь воздуха, колеблемого мощными басовыми струнами.
Вдруг рядом со мною оказался синеглазый бородач, сосредоточенный, словно хирург перед операцией. И вот я уже стою на ногах, а комната-склеп бредово меняется, делается шире — стены отступают, они теперь полупрозрачные, блестящие подобно слюде! Я теряю вес; как в первый день, я взмываю в воздух, и равнодушно-деловитые черные «медсестры», нажав мне на плечи и на колени, заставляют принять позу парящего на спине… Дикий ужас окатывает меня, чувство собственного насекомого ничтожества, — но рука синеглазого на моем плече, она дружески ласкова.
Низкий потолок подобен тусклому зеркалу: я вижу в нем себя и на расстоянии вытянутой руки справа — уложенного вверх лицом Балларда. Но я свободен, а он явно спеленат все теми же невидимыми узами: ступни сведены вместе, ладони придавлены к бедрам. Вздрагивают ресницы широко раскрытых глаз; у Питера смешные рыжие ресницы — таких немало в моей Саксонии…
В тишине начинает звучать высокая пронзительная нота. Сперва подобная звону в собственных ушах, она все громче, нестерпимее… Стоя у ног Балларда, синеглазый протягивает руки к его лицу. Нижняя губа Избранного прикушена, на лбу бисеринки пота. Я понимаю, что происходит, я слышал о таком; но я вовсе не хочу, чтобы это проделали с Питером, даже для моей пользы!..
Меня не спрашивали. Попытавшись что-то сказать, я убедился, что язык не повинуется мне и гортань омертвела. Синеглазый сверхйог — сиддха — продолжал свое дело, пошатываясь от натуги. И вот я увидел, как от переносицы Балларда потянулся к пальцам мага фосфорический, быстро удлинявшийся отросток… Из «грубого» тела разведчика, «стхула деха», утекала прана — субстанция жизни. О да, ее должны были передать мне, сообщив тем самым неслыханное здоровье и долголетие, — почему же я так внутренне сопротивлялся?..
Бело сияющий вырост, натянувшись, оторвался от головы Питера и толстым червем поплыл прямо в руки синеглазого… Даже если англосакс выживет, будет он глух и нем; его тренированный мозг станет слизью, вялым несмышленым куском мяса дотлеет свои дни капитан Баллард…
Что такое? Будто уловив чей-то оклик, маг вскинул голову… явно прислушался… и — бессильно уронил руки, поник взмокшим челом. Световой шнур, предоставленный сам себе, начал втягиваться обратно; бескровные щеки разведчика зарозовели, он порывисто вздохнул… Кто-то пощадил Балларда. Кто- то из имеющих здесь верховную власть. Неужели его тронул мой молчаливый крик?..
Сразу сделавшись усталым и подавленным, синеглазый без слова и жеста вышел прочь. За ним сомкнулись морозно-слюдяные двери. Строгие, смотревшие сквозь нас богини помогли встать мне и Питеру. Лишь одним коротким взглядом обменялись мы, прежде чем Вестники с жезлами развели нас по разным коридорам…
Оказавшись у себя и плюхнувшись на диван, — голова шла кругом от пережитого, — я скоро услышал уже ставший привычным щебет вызова. Нехотя подойдя к аппарату, провел над ним ладонью.
— Бруно, наконец-то! Где ты был, зачем тебя вызывали?
Голос Илы… Я молчал, почему-то вспоминая черных «медсестер» и то, как они укладывали меня в воздушное ложе.
— Бруно, почему ты не отвечаешь? Что с тобой?!
Я молчал.
Отступление пятое
Вы слышали о графе Сен-Жермене, о котором рассказывают так много чудесного. Вы знаете, что он выдавал себя за вечного жида, за изобретателя жизненного элексира, и философского камня, и прочая.
Еще темны и пустынны были предрассветные улицы, когда на набережной Больших Августинцев раздались звонкие шаги. Шли двое: высокий мужчина в светлом плаще до пят, вполне дворянской внешности, и пожилой горожанин с седыми волосами до плеч, одетый в темное.
— Я много слышал о вас и раньше, монсеньер, — борясь с одышкой, говорил старик. — Господь привел встретиться сегодня… Это большая честь для меня, господин граф!
— Что же именно вы слышали? — спросил граф, придерживая свой широченный шаг возле семенящего спутника.
