могилу.
В субботу нужно было соблюдать законы шаббата и, ко всему прочему, следовало посетить синагогу. Герлин сумела избежать этого, выдумав болезнь сына, однако это привело лишь к тому, что дом снова был наводнен посетительницами. Еврейки сочувствовали и интересовались здоровьем сына.
— Они такие приветливые и, несомненно, не желают мне зла, — в отчаянии жаловалась Герлин Соломону. — Но я просто больше не могу! Если так будет продолжаться еще несколько недель, а потом и во время путешествия, вам придется подробнее ознакомить меня с правилами еврейской жизни.
Пока этим занялся Авраам. Он как раз снова лишился работы — после того как притащил в контору три уникальные реликвии с сертификатами подлинности, выданными главным раввином в Иерусалиме, султаном и христианским епископом.
— Я ведь взял совсем чуть-чуть денег из кассы! — заявил он разъяренным отцу и дяде. — Эти вещи можно было продать втридорога. Я бы так и сделал, но…
Аврааму часто срочно нужны были деньги. Он любил играть, и к тому же его подозревали в связях с потаскухой-христианкой. Разумеется, он все отвергал, да и девицы никогда бы не признались, что имели дело с евреем. Авраам был веселым и юным, он ворковал и подшучивал над девушками, и они, вероятно, в его обществе на пару часов забывали о тяготах своей жизни. Поэтому они наверняка иногда обманывали своих сводников и зарабатывали какие-то гроши для себя, зная, что Авраам ни за что не выдаст их: еврея могли повесить за растление девушки христианской веры.
Во всяком случае пока у Авраама было много свободного времени, и он охотно проводил его с Герлин. Правда, она узнала не вполне достаточно, как следует вести себя благовоспитанной вдове-еврейке, однако снова могла смеяться, когда Авраам копировал манеры матрон города и выдавал остроты о восточных раввинах.
Соломон тоже пытался поддержать и развеселить Герлин. Она ценила это и сейчас еще больше уважала его. Лекарь всегда умел держать себя в руках, был приветлив и вежлив даже по отношению к госпоже Рахиль. Он развлекал Герлин рассказами о своих путешествиях и приключениях в дальних странах. Она с интересом выслушивала его истории о дружбе с отцом Дитриха, о Лауэнштайне и матери Дитриха, которая, похоже, была красавицей, которую все любили.
Герлин пыталась все это запомнить, чтобы когда-нибудь рассказать Дитмару, если ее сыну придется расти вдали от Лауэнштайна. Она должна была поддерживать в нем связь с Лауэнштайном и семьей, научить его чтить традиции.
Молодая женщина заставляла себя читать неинтересные труды о политике — Яков обладал небольшой, но очень ценной библиотекой. Самой Герлин скучно было читать эти свитки, однако она делала это, чтобы воспитывать Дитмара так, как госпожа Алиенора воспитывала своего любимого сына Ричарда. Дитмар должен вырасти красивым и умным — истинным борцом за справедливость, образцовым рыцарем.
— И единственным христианином, который отзывается на имя Барух, — улыбнулся Авраам и пощекотал ребенка.
Герлин пришлось дать малышу еврейское имя, однако ей самой было трудно привыкнуть к нему. Как и прежде, она чувствовала себя неуверенно в обществе евреев и поэтому попросила Соломона научить ее самым важным молитвам на иврите. Причем угрызения совести почти свели ее с ума — возможно, она не была такой примерной христианкой, как Дитрих, однако свято верила в Иисуса и его мать Деву Марию. Если только она прогневит их этими посещениями синагоги… Герлин ночи напролет молила о прощении.
К тому же оказалось, что язык ей дается с трудом. Герлин не очень нравилось корпеть над учеными книгами, читать свитки, ей было по душе приручать соколов или изучать книги по домашнему хозяйству. Разумеется, она говорила по-французски — ведь она еще ребенком прибыла ко двору Алиеноры Аквитанской. Но Герлин лишь немного знала латынь, хотя изучала ее. А иврит заметно отличался произношением и написанием от других языков… Герлин выучила всего лишь несколько слов и то произносила их неправильно.
— Из госпожи Герлин никогда не выйдет еврейки, — безжалостно подвел итог Авраам, в очередной раз слушая, как Соломон с почти миссионерским усердием объясняет ей написание букв. — До того времени, как она научится безошибочно петь или произносить молитвы, пройдут годы — с нами ведь произошла та же история, дядя! Я начал учить иврит в шесть лет и до сих пор не знаю его!
— Ну и плохо! — заметил Соломон.
Авраам пожал плечами.
— Почему бы вам не путешествовать под видом христиан? — тут же спросил он. — Тебе легко будет выдать себя за христианина, а вот госпоже Герлин себя за еврейку — сложно. Ты быстро выучишь парочку церковных гимнов и к тому же ты лучше знаешь латынь, чем многие священники.
— Не смей порочить христиан! — в который раз сделал ему выговор Соломон. — Если бы я мог, я был бы уже в пути — хоть под видом сарацина! Найти христианский торговый караван еще трудней, ведь даже евреи не решаются отправиться в те края!
Авраам скривился.
— И правда, христиане не путешествуют с торговыми караванами, — пробормотал он. Однако, похоже, ему тут же что-то пришло в голову, и его лицо просияло. — Христиане совершают паломничества! Это то, что нужно, госпожа Герлин! Мы неправильно вели поиски!
