— Александр Поляков-Гагарин, Вадим Горячев, — представляет он своих товарищей. Ритуал знакомства идет своим чередом, больше к Бориным перчаткам никто не придирается.
Упомянутые перчатки оказались очень непростым, а еще жутко дорогим и специализированным предметом гардероба. Кожа на них пропитана каким-то изолирующим составом, дающим слабую защиту при случайном прикосновении. Основная защита — это собственный контроль гасителя, который тот держит даже во сне, но остальным так спокойнее. Если б приятель захотел, то Гагарин и при повторном касании ничего не почувствовал бы, но требовалось раз и навсегда показать всем, с кем имеют дело.
После мачо приходит черед ботанов.
— Наконец-то и нашего полку прибыло! А то в прошлом году двое ушли, зато трех девчонок приняли, совсем в бабьем царстве оказались!
На удивление низкорослый и щуплый для одаренного, Юрий Щелоков оказывается из рода, ходящего под Юсуповыми. И, несмотря на браваду, слова про баб он произносит заговорщицким шепотом, так, чтоб не услышали у окна.
— Что в этом плохого? Смотри, какая красота! — кидаю взгляд на солнечную сторону класса, где девчонки обступили Ларису Морозову и, судя по непрекращающемуся щебету, наперебой просвещают новенькую. Форменные пиджаки и юбки вроде бы должны прикрывать все стратегически важные места, но мастерство портных, по желанию заказчиц, умудрилось превратить простую одежду в шедевры обольщения, не отступив от стандартов гимназии. А моя фантазия успешно дорисовывает все скрытое.
— Ну будь моя фамилия Гагарин и внешность вроде вашей, я бы не жаловался. А так, только и слышу: «Ю-юрчи-ик, а ты задачку дашь списать?» — Мальчишка так забавно тянет гласные, изображая томный голос явно известной остальным барышни, что обступившая нас мужская часть класса дружно грохает хохотом, включая упомянутого Гагарина.
— А тебе бы хотелось, чтоб она таким же голосом говорила: «Ю-юрчи-ик, давай на свидание сходим?» — отсмеявшись, спрашивает Сергей, гораздо менее удачно пародируя пока еще незнакомую нам одноклассницу. — Ты хоть знаешь, куда в нашем городе девушку сводить можно?
— А что, библиотека не прокатит? — с изрядной долей наигранного ужаса и самоиронии спрашивает Юра.
Одноклассники опять смеются. Похоже, поторопился я записывать парня в ботаны: с чувством юмора у него все в порядке, даже Борис расслабился и улыбается вместе со всеми.
Виктор Родин и Максим Толокнов — из свободных родов наподобие Ярцевых. Несмотря на более представительную внешность, они теряются на фоне шебутного Щелокова, так что успеваем узнать только имена.
Перерыв небольшой, времени только-только хватает переброситься с одноклассниками парой фраз. До оставшегося парня в аккуратном, но явно не новом костюме очередь не доходит, но у нас впереди целый год.
Вторая часть пары не запомнилась ничем особенным. Много надежд я возлагал на избрание старосты — по моим представлениям, это должно быть весело, но ничего подобного не произошло: должность оказалась давно и прочно занята какой-то Людой Марцевой из неизвестного мне рода. Хорошенькая девчонка сразу же после звонка узурпировала наше внимание, лишив возможности продолжить общение с новыми знакомыми:
— Новенькие! Попрошу никуда не уходить и подождать меня!
— Так-так!.. Люда — это надолго. Сочувствую вам, но против власти не попру. Увидимся в понедельник! — кивает нам на прощанье Гагарин и исчезает за дверями вместе со свитой. Следом за ним тянутся остальные, один только Юра вьется вокруг старосты, пока она не берет его за шиворот и не выдворяет за дверь. Даже мне видно, что упрись Щелоков чуть посильнее — фокус бы не удался, но этот шут, наоборот, свешивает голову, закатив глаза и высунув язык, и двигается семенящими шажками, создавая ощущение, что Люда несет его на выход как куклу. Да уж, поведение детей аристократов я абсолютно точно представлял себе не таким. Уходящие последними девчонки окидывают нас заинтересованными взглядами и хихикают, вгоняя в краску стеснительного Бориса.
Наконец в классе остаемся только мы, троица новеньких, и староста. После продолжительного допроса под запись (во внушительного вида ежедневник), собираемся линять, но опять не тут-то было:
— Каждый год специально для вновь поступивших устраивается экскурсия по нашей гимназии. Здание старое, имеет свою историю, а некоторые ходы так запутаны, что легко можно заблудиться. Я провожу вас к началу, — объясняет девушка нашу задержку.
Под конвоем Людмилы отправляемся в холл, где потихоньку собирается толпа восьмиклассников, в которой мелькает темно-русая макушка моей новой проблемы. Мозг плавится в попытках найти выход. Обида, какой бы надуманной ни была, нанесена Задунайской в общественном месте, следовательно, и извинения требуется приносить публично. А теперь задачка: как при толпе народа сказать Машке, что она дура, да еще так, чтоб она не обиделась еще больше, и при этом не выставить ее дурой перед остальными? А еще дополним: желательно и самому не выставить себя полным придурком. Теорема Ферма, на мой взгляд, попроще будет.
Взгляд в распахнутое окно рождает идею.
— Люда, а сколько времени до начала?
— Минут пятнадцать, — посмотрев на часы, отвечает староста.
— Успею! Боря, держи! — вручаю растерянному приятелю портфель и выпрыгиваю в окно, сопровождаемый испуганным вскриком девчонок.
