бледная кожа стала серой, их глаза потускнели, в выражении их лиц сквозил страх. Они стали тенями, ночными существами,
Раздавшийся где-то вдалеке раскат грома заставил ее поднять глаза к небу. Собирались большие тучи (их как будто бы «подпитывали» столбы дыма, поднимающиеся к небу от лагеря), и Ллиана вздрогнула, вспомнив об ужасных дождях, под которые ей доводилось попадать в лагере пленников. Было трудно себе даже и представить, что эта кошмарная страна с неизменно серым небом когда-то представляла собой огромную плодородную равнину и лес с журчащими ручьями. Неужели это живые существа — какими бы своеобразными они ни были — умудрились довести свои земли до такого жуткого состояния? Или эта чернота и скудость были присущи местной природе с самого начала? Может, именно эта местность испортила ее обитателей, а не наоборот? Эта мысль завладела всем сознанием Ллианы и унесла его далеко от этого лагеря и от находящихся в нем вооруженных людей. Если и в самом деле произошло именно это, то есть если земля была способна повлиять на сущность тех, кто ее населяет, то разве эльфы не являются тогда продуктом гармонии, царящей в лесу? Кроме того, разве люди, пребывающие в состоянии постоянной суеты, не являются порождением ветра и равнин, а карлики — детьми скал?
Говорили, что каждый народ получил от богов какую-то территорию. Эти народы уже тогда, когда получали свои королевства, были такими, каковы они теперь, или же они изменились с течением времени?.. Ллиана подумала, что ей следует обсудить эту ее мысль с Гвидионом, если Прародительницы позволят ей когда-нибудь снова с ним увидеться…
Монстры, живущие в этой жуткой местности, сумели приспособиться к кислотным дождям, к серным парам, к густому дыму, кусавшему их кожу и глаза. Однако представители людей, эльфов и многих других народов тоже нашли здесь себе приют, и далеко не все из них были здесь рабами или пленниками. Ни в каких других местах — за исключением разве что подземных городов гномов — не встречалось так много абсолютно разных существ, умудряющихся если не жить в мире и гармонии, то, по крайней мере, как-то уживаться друг с другом. Еще более странным казалось то, что подобное объединение рас могло произойти лишь здесь, в этом жутком месте — как будто единственным, что могло объединить столь разные народы, была не любовь, не золото, не стремление к счастью и не мудрость, а ненависть.
Раздался какой-то грохот, и Ллиана невольно вздрогнула. Оглядевшись, она увидела, что это на одной из деревянных башен воины ударили в большой металлический диск. Они стали бить в этот диск с регулярными интервалами и с такой силой, что каждый удар раздирал небо, словно раскат грома. Ллиана увидела, что вокруг них омкюнзы выходят из своих шатров и — молча, с равнодушным видом — выстраиваются на дороге в длинную цепочку. В самом конце этой цепочки дюжина стражников-гоблинов в черных доспехах, держа в руках копья длиной в десять локтей, расположилась перед конусообразным шатром, который был похож на все остальные шатры, если не считать его огромные размеры и окружавшие его столбы, украшенные конскими гривами и отрубленными головами, которые в большинстве своем уже наполовину разложились. Эльфийка инстинктивно подошла поближе к лошади Махеоласа, но тот, ударив пятками коня по бокам, нарочито отъехал на пару шагов в сторону так, чтобы цепь была натянутой и чтобы все это видели.
Всадник и его пленница не обменялись даже и взглядом, однако Ллиана сразу все поняла, опустила глаза и расправила плечи. Она — полуголая и изящная, с рабским ошейником на шее и с выражением полной покорности на лице — стала желаемой, но недоступной куртизанкой, овладеть которой мог лишь жрец в черных одеяниях. Она гораздо нагляднее двух жалких орков личной охраны Махеоласа демонстрировала всем высокий статус и могущество ее хозяина… А потому и в самом деле нужно, чтобы ее все видели. Тилль и другие знакомые ей эльфы наверняка находились где-то здесь, и если она не сможет их узнать, то они, возможно, узнают ее.
Ллиана не стала поднимать глаз, когда Махеолас спешился и подошел к группе, только что вышедшей из большого шатра.
— Господин Кхук, для меня большая честь видеть вас снова!
— Господин Маелвас…
Голос командира омкюнзов напоминал далекие раскаты грома и был таким мощным, что под ногами у Махеоласа задрожала земля.
— Меня предупредили о вашем прибытии, — продолжал Кхук. — Вас прислал Повелитель?
— Повелитель хочет узнать, чего на самом деле стoят ваши омкюнзы. Должен вам сказать, что их количество и их вид производят сильное впечатление. Они уже в состоянии сражаться?
Кхук ответил не сразу. Он с неожиданной поспешностью подошел к Махеоласу, которого он называл Маелвасом, — подошел с таким видом, как будто этот жрец Луга только что произнес слова, которых он, Кхук, ждал уже очень давно, — и схватил его за руку.
— А что, уже пришло время?
Рядом с ним человек-подросток казался очень маленьким и хрупким, но, тем не менее, когда Махеолас посмотрел на него, этот гоблин сделал шаг назад.
— Не прикасайтесь ко мне, — прошептал Махеолас так тихо, что Ллиана ничего не услышала бы, если бы не стояла совсем близко от подростка- человека.
— Простите меня…
