«Ну, слава Богу, уходят», — с облегчением вздохнул Майк, глядя, как две знакомые фигуры свернули с дороги, ведущей к склепу и направились в сторону выхода.
Труба сразу смолкла, и во внезапно наступившей тишине Майк услышал удары собственного сердца.
Джоди и Реджинальд уходили. Значит, мог уйти отсюда и он.
Майк на секунду опустил бинокль, вздохнул и снова поднес его к глазам — теперь оставался только Длинный.
Первый же взгляд в его сторону вновь заставил Майка похолодеть: жутковатый незнакомец склонился над гробом.
«Что же нужно этому дьяволу?»
Дальнейшее показалось мальчишке едва ли не бредом сумасшедшего: расскажи ему об этом кто другой, он ни за что не поверил бы.
Длинный распахнул дверцы катафалка, вновь вернулся к гробу и поднял его.
Один.
Майку показалось, что проделал он это почти не напрягаясь: взял гроб, понес к машине, с легкостью поставил его на специально установленные в багажнике рейки; через секунду дверца за гробом захлопнулась.
«Да что же это творится?! — не верил своим глазам Майк. — Сумасшедший дом! Бежать отсюда! Бежать!!!»
Забыв обо всем, в том числе и о том, что его кто-то может увидеть, Майк бросился к своему мотоциклу.
Мотор завелся с первого раза.
К бабушке Майк приходил только в самых крайних случаях. Ни у кого, пожалуй, не было столь оригинальной и странной бабушки, как у него. Многие считали ее ведьмой, многие — просто сумасшедшей, но все соглашались в одном: и образ жизни, и манеры этой пожилой женщины были невероятно экстравагантны и никак не укладывались в общепринятые нормы. Кроме того, бабушка отличалась полной непредсказуемостью: например, могла посмеяться, откровенно и грубо, над тем, что Майк считал настоящим горем.
Он шел по улице и гадал, что ждет его в этом доме: утешение или новый удар.
Дом бабушки стоял на отшибе, подход к нему был обозначен вывеской, тоже довольно оригинальной: две сбитые перекладины, навязчиво напоминающие своей формой виселицу, поддерживали прямоугольник с ладонью в центре. Дом отличался ветхостью. Казалось, в нем жила сама старина: в архитектуре, в облупившейся краске на стенах, в тысячах предметов, способных сделать тесным любое помещение, в запахах, в самой атмосфере.
Теперь Майк испытывал перед жилищем бабушки легкий страх, но так было не всегда. Раньше он провел у нее немало времени, а в детстве нормальным кажется все, что часто видишь. Когда повзрослел, многие вещи стали его смущать, а затем и настораживать. Лишь где-то в памяти жило неистребимо доброе отношение к этому месту, и даже облупленная краска казалась до боли родной.
По-своему бабушка любила Майка, но с возрастом ее странности усиливались, и он не мог уже относиться к ней так, как к «прежней бабушке». Зато к ней неожиданно вернулась Сэлли — сестра Майка, жившая отдельно от семьи, — и погрузилась в создаваемый бабушкой ирреальный мир с головой.
Майк свернул с автострады на узкую тропинку. Прямо перед ним шелестели ветками высокие пальмы — самые крупные в Морнингсайде; не исключено, что в их выращивании бабушка тоже прибегала к потусторонним силам.
Он миновал кусты и остановился на пороге. Худая рука мальчишки нажала на кнопку звонка; дожидаясь ответа, Майк принялся рассматривать стену. Он обратил внимание на странную деталь: облупившаяся краска стен и засохшие эмалевые чешуйки сохраняли свой случайный рисунок годами.
Майку подумалось, что бабушка придала своему дому такой вид специально, чтобы поддерживать определенный имидж. Пожелай она — и вся краска осталась бы целехонькой.
За дверью послышались приглушенные шаги. Они показались Майку незнакомыми.
— Кто дома? — крикнул Майк.
— Я, — ответила Сэлли, открывая дверь. — Заходи. Все дома.
Солнечный свет ярко осветил красную пентаграмму на округлой щеке сестры. Вообще-то мистический антураж Сэлли не шел, от природы она была немного простоватой и почти вызывающе здоровой. Все ночное, бледное, худосочное, веющее мертвечиной должно было быть ей чуждым по природе, но она выбрала свой путь, и вряд ли кто-нибудь мог бы ее с него сбить.
— Привет, — кивнул Майк, разглядывая длинные светлые волосы, которые Сэлли всегда носила распущенными.
— Привет.
— Бабушка дома?
— Я же сказала — заходи!
Сэлли пропустила его в дверь и прошла вперед.
Дом мало изменился за время его отсутствия — разве что стал еще теснее, а воздух, пропитанный нафталином и тлением старых предметов, стал еще гуще, и сейчас Майк двигался среди плотных пахучих облаков.
