мою квартирку в Лос-Анджелесе. И отделана она тоже по высшему классу: всякие модные причиндалы, роскошное ковровое покрытие, картины на стенах. Совсем как плавучая версия пентхауса Джека — вплоть до мягкой, лиловато-персиковой цветовой гаммы, переплетающихся узоров.
Гдето дальше слышны голоса. Через главное помещение и камбуз мы проходим к закрытой дверце, ведущей, скорее всего, в отдельные каюты.
— Ты готов? — шепчу я Хагстрему.
Он на секунду выпускает когти, и я делаю то же самое. Мой хвост уже свободен, но чтобы не ввязываться в драку, точно пингвин, брюки я совсем сбросил на камбузе. Быстрый плевок, мои вставные челюсти вылетают, и я уже способен рвать и глодать настоящими зубами. Свежий воздух сладостно охлаждает мне десны. Я тянусь к дверной ручке…
И вдруг воздух пронзает вопль. Высокий, визгливый, мучительный. Женский.
Хагстрем первый у дверцы, выносит ее одним ударом могучего плеча, а я проскальзываю следом, готовый отоварить всякого, кто встанет у меня на пути.
Раньше всего остального я вижу блеск ножа и бросаюсь на Одри — пусть даже в голове у меня и мелькает мысль, чего ради она использует что-то еще помимо своих природных когтей. Пожилая женщина с легкостью опрокидывается на пол, и, несмотря на протестующие вопли Норин, — протестующие? почему? — мне в темпе удается схватить Одри за руки и прижать их к полу.
— Ты что, совсем спятил? Что ты здесь такое творишь? — орет Норин.
Когда я поднимаю взгляд, то вижу, как Норин садится на койке, ее голые чешуйки поблескивают на свету.
— Беги! — ору я в ответ. — Там гоночный катер пришвартован. Бери его и беги!
— Чего?
— Это ока, — говорит Хагстрем, подступая к своей невесте с обнаженными когтями и клювом, готовясь защитить ее в случае, если Одри сумеет выскользнуть из моей хватки и сделать новый заход. — Она предательница.
— Никакая она не предательница, — вздыхает Норин. — Какие же вы идиоты. Винсент, слезь с нее.
Я мотаю головой:
— Думаю, ты сейчас не в лучшем состоянии ума, чтобы принимать решения…
— Живо.
Я резко вскакиваю. Одри, надо отдать ей должное, не пытается мне врезать, пока она медленно поднимается на ноги и отряхивается. Затем она снова тянется к своему блестящему оружию…
— Нет-нет, — говорю я. — Нож оставь на месте.
Норин проскальзывает мимо Нелли и становится бок о бок с Одри, помогая ей оклематься после моего наскока.
— Это не нож, кретин, — говорит она мне и нагибается, чтобы поднять предмет, который по-прежнему ярко сверкает на полу…
— Это шприц, — добавляет Норин. — А Одри — мой доктор.
Приятно видеть, что Хагстрем ошарашен не меньше моего — терпеть не могу отплясывать эту джигу один, без партнера.
— Твой доктор?
Норин тяжело опускается на край койки и смотрит себе под ноги. Одри тем временем нежно похлопывает ее по плечу. Затем я впервые слышу голос пожилой женщины, поразительно ясный и сильный.
— Я также лечила и Джека, — говорит она. — Десять с лишним лет. Именно я первой диагностировала у него СМА. Мы вместе искали лечение от этой болезни. — Тут она поворачивается к Норин, которая начинает водить хвостом влево-вправо, как она раньше делала всякий раз, когда нервничала или боялась. Меня удивляет, что эти эмоции по-прежнему остались в ее репертуаре. — Хочешь сама им рассказать?
— О чем рассказать? — спрашивает Хагстрем.
Когда Норин поднимает взгляд, я вижу в ее глазах слезы и тут же понимаю, что мне меньше всего хочется, чтобы этих слез стало больше. Тем не менее она без всяких дальнейших понуканий начинает рассказ.
— Джек нашел лечение для своей болезни. Для спинально-мышечной атрофии. Они с Одри… они нашли способ защиты от СМА.
— Настоящим лечением это, конечно, назвать нельзя, — поясняет Одри, — но с симптомами наш метод справляется.
— Как? — недоумеваю я. — Джек сказал, что все нервные клетки умерли, а если я вообще что-то смыслю в науке, так это то, что нервные клетки не восстанавливаются.
Одри одаряет меня широкой, самодовольной улыбкой человека, четко прикинувшего, как ему раздолбать проклятую систему.
— Некоторые восстанавливаются. Вы никогда не слышали про сакаи?
Я мысленно перелистываю меню суши-бара.
— Так-так… сакаи… это когда берут жирного тунца и…
— Сакаи — это туземное племя в джунглях Таиланда — все динозавры, все орнитомимы. Легенда гласит, что воину из племени сакаи можно отрубить голову, и через семь дней она отрастет. Как и большинство легенд, эта звучит смехотворно. Однако, как и в большинстве легенд, в ней только доля легенды.
