осадить назад, три — сделать сбой, верно? Я так прикидываю, у него есть своя метода, он может видеть, что там творится, а я не могу. Короче, я раскидывал мозгами, проворачивал свой номер с жалким видом, а потом он вдруг говорит мне бежать, и я бегу. Жму изо всех сил, как в лучшие дни на беговой дорожке, знаете? Как в тот раз, когда я четыреста метров с барьерами на Олимпиаде бежал…
— Если я правильно помню, тебе тогда серебряная медаль досталась? — спрашивает Чес.
— Точно — второе место, — соглашается Шерм. — И это у тебя, Стю, уже типа в привычку вошло.
— Ну да, ну да, — говорит Стю, опять стараясь поплакаться. — В общем, я землю ем, и хотя чертова маска у меня на глазах ни хрена не дает периферического обзора, я все-таки догадываюсь, что обхожу этих кляч как улиток. А потом я слышу, как толпа заводится, и понимаю, что все хоккей. Тогда я начинаю по-настоящему им накладывать, а Пепе своим кнутом чуть дух из меня не вышибает, и я врубаюсь, что он хочет, чтобы я не сбавлял скорости — должно быть, там кто-то еще впереди. Ноги у меня просто горят, но я жму вперед, жму как следует, потому что не хочу мистера Талларико разочаровывать…
— Да ты просто святой, — неожиданно для самого себя говорю я, и Чес одобрительно на меня смотрит. Похоже, я немного сбил трескотню.
— …и чувствую, как тот козел рядом со мной вовсю рвется к ленточке. Тогда делаю то же самое, но проклятая толпа так орет, что я теряю всякое ощущение дистанции, понимаете? Финиш не чувствую. Я только примерно знаю, сколько я уже пробежал. И мне все же кажется, что мы, может статься, уже почти финишируем, так что я жму вперед, финишный створ мой… но тут Пепе вдруг тянет меня назад.
— Кнутом один раз хлещет? — спрашивает Шерм.
— Не-е, — мотает головой Стю. — Кнутом он по-прежнему от души мне накладывает, но тянет за поводья. Это типа предупредительный знак — большой кирпич на дороге. Выбора у меня нет — эта штуковина крепко прилажена к моей шее, и чертов псих меня просто душит. Тогда я прикидываю, что мы уже миновали финишный створ, и он пытается взять меня под контроль. Я сбиваюсь с шага, как мы всегда планировали, и начинаю тормозить. В общем, я только потом понял, что случилось. Пепе отвел меня сюда, поставил в стойло, а я всю дорогу спрашиваю его, что стряслось, но он мне не отвечает. Следующее, что я понимаю, это что меня тут заперли и даже этой чертовой конской личины не сняли. Короче, жевал я здесь сено, пока вы не пришли и меня не вызволили. — Он пожимает плечами — толстыми чешуйчатыми плечами, так и пышущими силищей. Ничего удивительного, что он способен бегать на этих скачках. Большинство атлетичных динозавров может обогнать среднего коня разве что на состязаниях по спортивной ходьбе, но тело Стю скроено так, что таит в себе недюжинную силу и скоростную выносливость. — Вот вам и вся история.
— И ты на ней настаиваешь. — Чес качает головой. — Ну что, Шерм?
— Не знаю, — говорит тот. — Дай подумать.
Шерман садится на корточки на усыпанном опилками полу и прижимает ладони к вискам. Я улучаю момент и бочком пододвигаюсь к Чесу, большим пальцем указывая на Стю.
— Значит, этот парень на Эдди работает?
— Только на дорожке. В свое время он входил в бригаду, но потом просрался. Верно, Стю?
— Верно, — вздыхает бывший конь. — Фрэнк держал меня при себе. Ему нравилось, как я бизнес веду.
— Да уж, высокий класс, — говорит мне Чес. — Ты большим воротилой был, верно, Стю?
Тот снова вздыхает, неспособный выразить словами, как низко он пал.
— Верно. Верно. Но Эдди… — Губы Стю дрожат, и тут я понимаю, что он с трудом сдерживает поток слов, подробно описывающий его лютую ненависть к новому боссу. — Эдди говорит, что я слишком много болтаю.
— В точку, — соглашается Чес. — Но мы нашли тебе новое применение.
Стю опять лихорадочно кивает.
— Да, но я не жалуюсь. Конечно, было классно, когда я жил там в доме вместе со всеми вами, ребята. Фрэнк всегда очень мило со мной обращался. Но Эдди… у нас с Эдди… у нас большие различия. А здесь со мной по-настоящему хорошо обращаются. Когда я в конском наряде, все очень мило со мной разговаривают и каждый день шкуру чистят. — Он делает паузу, словно желая припомнить еще какие-то радости вновь обретенной работы. — И ячменя дают, сколько мне хочется.
— Да… вот это и впрямь кайфово, — говорю я.
— А когда я выигрываю — то есть такое не должно часто случаться, сами знаете, чтобы ставки сбить и всякие такие дела, — но когда я выигрываю, мне позволяют венок носить… в общем, все просто здорово. Просто здорово, потому что…
— Хорэ, — перебивает Шерм. — Я все прикинул.
— Вот как славно, — говорит Стю. — Я тут думал, может, нам пойти вместе позавтракать…
— Садись.
— Что?
— Садись, говорю. Винни, добудь-ка стул для нашего мальчика.
Единственное, что мне удается найти в конюшне, это невысокие скамеечки для ухода за лошадьми, и я притаскиваю одну такую скамеечку в центр
