науку.
{IW}:= ?/? не была в полной мере ни математическим уравнением, ни магическим заклинанием – парадокс, квадратный корень из минус единицы, комбинаторная абстракция, научное положение, созданное средствами магии.
{IW}:= ?/? была чем-то вроде талисмана, хранившегося у каждого из нас в голове, с помощью которого можно было «запеленговать» Базу сквозь слои реальности, где бы она ни находилась. Формула была ключом, но повернуть его в замке мог только Путник. К кораблям, использующим энергию запертых в сосуды – ни живых, ни мертвых – Путников, это не относилось, так же как и к звездолетам, бороздящим Белый шум подпространства посредством погруженных в глубокую заморозку Путников, мертвых на девяносто девять процентов. Воспользоваться формулой мог только живой Путник, хранивший ключ в памяти. Обеим империям путь в Интермир был заказан.
Так нам по крайней мере объясняли.
Поэтому мы вчетвером спокойно сидели на свежем воздухе, зная, что нам ничто не грозит, и мучили друг друга вопросами, готовясь к завтрашним экзаменам по основам теории мультифазной асимметрии в поляризованных планах реальности и закону неопределенного трапецоида, наблюдаемого при церемонии девяти углов.
Даже теперь, пять месяцев спустя, ко мне все еще относились настороженно. Обходить стороной в столовой перестали, но и не кидались со всех ног сесть рядом; разговаривали вежливо, но с подчеркнутой сдержанностью. Я был одним из них – мы все были одним человеком, если разобраться, а сколько можно ненавидеть самого себя? Впрочем, и любить самого себя тоже удается не всегда. Ладно, как-нибудь переживу, что меня не преследуют толпы поклонников. Ближе всего я сошелся с этими тремя воплощениями себя (или, как говорили на лекции по введению в уровни реальности, «параинкарнациями»), с которыми мы повторяли вопросы к экзамену. «Друзья» для меня в данный момент означало «не враги».
– Так. – Я перешел к следующему пункту. – Перечисли признаки, не меняющиеся от плана к плану.
– Ну, – Йозеф задумчиво почесал нос. – Все, что ли?
– Их всего-то четыре.
Йозеф родился на Земле, где плотность воздуха, а значит, и гравитация были выше, чем у нас. Внешне он напоминал двуногий танк и силищей обладал нечеловеческой. Однажды он объяснил, как это получается: сухожилия длиннее и шире, поперечной мускулатуры больше, чем гладкой, плотность костей повышенная. Но и без всяких объяснений хватало того, что он в два раза выше меня и вполне мог приподнять самого себя за пояс брюк.
– Симметрия, хиральность, соответствие и… э-э…
На первый взгляд Йозеф умом не блистал – в шашки голема обыграет, если голем в качестве форы согласится играть вслепую. На деле Йозеф был довольно сообразителен – а как иначе, от других Джои отставать нельзя.
– Сдаешься?
– Латеральность? – без особой надежды протянул он.
– Правильно, она самая.
– Моя очередь, – вмешался Ежи. – Что такое подпороговые изоритмы и как они влияют на Путника?
– Знаю, – обрадовался я. – Погоди, не подсказывай…
– Не буду, не надейся, – ехидно ухмыльнулся Ежи.
На скоростном шоссе эволюции нас с Ежи разделяло не слишком большое расстояние. Люди в мире Ежи почти не отличались от нас, за небольшим исключением: на голове у них вместо волос росли перья и они не рождались, а вылуплялись из яиц. Что, в общем, логично. Внешне Ежи приводил меня в замешательство: человек с моим лицом, только нос поострее и скулы повыше, а брови с мягкой серой подпушкой и вместо волос – разноцветные перья длиной сантиметров двадцать, с ярко-красными кончиками. Ежи вообще был яркий, стремительный – и ехидный. В этой круговерти миллионов разных миров он был мне почти другом.
– Изоритмы связаны с высотой, а подпороговые изоритмы позволяют Путнику перемещаться из одного мира в другой, не зарываясь каждый раз по ошибке на десять метров под землю, то есть удерживают нас на поверхности. Ежи скривил физиономию.
– В общих чертах пойдет, хотя отвечать надо ближе к тексту. Глянь, что это?
– Где? – Я завертел головой.
– Вон там, в небе. Как будто… не знаю, похоже на пузырь. Все, пропал.
Я обшарил взглядом небеса, но ничего необычного не заметил.
Всю прошлую неделю экзамены шли сплошняком, к дневным тренировкам добавилась вечерняя зубрежка, плавно переходящая в ночную. Помогало дельта-волновое программирование, проводимое в те три-четыре часа, которые удавалось урвать на сон. Чтобы блеснуть, приходилось по старинке корпеть над учебниками. От постоянных занятий у меня ум за разум зашел: просыпаясь среди ночи, я бормотал: «вечный двигатель и философский камень» или «это хтоническое существо» или «подпространство (оно же Белый шум) и Нигде-и-Никуда есть не что иное, как грани восприятия, перпендикулярные друг другу» – и снова проваливался в сон. Я занимался как одержимый. Другим было не легче.
И тут, как будто прочих бед не хватало, у меня не заладились отношения с Джей/О ХрКром. Джей/О похож на меня, только на голову ниже (впрочем, я в
