Танн не повернулся. В этом не было нужды, да и ей этого не требовалось. Фостер Эддисон была восприимчивой женщиной человеческой расы. А он теперь не знал, как скрыть свою неуверенность.
– Столько времени, – это был не ответ и не приветствие, – столько планов, мечтаний и надежд!.. Шедевр, который мы должны были создать своими руками.
Краем глаза он увидел, что Эддисон поднялась по ступенькам к большому окну и приняла такую же позу, как и он.
– Джиен Гарсон умела говорить об этом как о приключении.
– Приключение, – горько проговорил Танн. – Великолепная новая галактика с бесчисленными плодородными ландшафтами, которые обеспечат нас всем необходимым. – Он закрыл глаза, позволил голове наклониться, пока лоб не уперся в стекло. От его неровного дыхания оно запотело. – Не знаю, Фостер. Не знаю, правильный ли выбор я сделал.
– Вы о каком выборе?
– Обо всех, – признал он очень тихим голосом. – Я всегда, с самого начала, хотел только процветания «Нексуса», хотел, чтобы он выполнил свою миссию. Клянусь вам, все решения принимались с этой мыслью.
Эддисон ничего не ответила, и это, вероятно, была самая убийственная реакция.
Танн рассмеялся, что даже ему показалось проявлением слабости.
– Жертва! – горько произнес он. – Джиен Гарсон вела речь о жертве. О том, что, отправляясь в путь, мы приносим самую большую жертву, какую только можем принести.
– Что-то говорит мне, – тихо произнесла Эддисон, – что ее слова в лучшем случае были оптимистичны.
– А в худшем – ложью.
Танн открыл глаза, поднял голову, когда корабельный выхлоп сверкнул в доке. Дрожащие пятнышки света. Он прикоснулся губами к тонким пальцам, прижатым к стеклу.
– Как по-вашему, она знала? – спросил он.
– Что знала?
– Что ее слова были ложью? Или, в лучшем случае, маркетинговым ходом?
Эддисон фыркнула – звук, едва ли отличимый от короткого выдоха.
– Я думаю, Джиен Гарсон чувствовала все то же, что чувствуем мы. – Она выпрямилась, подошла к Танну, чтобы посмотреть на подготовку кораблей. – Надежда – мощный стимул, Танн. Для такой блестящей амбициозной женщины, как Джиен. Для правительств, готовых финансировать таких, как она. Для обычных, простых существ. – В ее голосе послышался смешок. – Даже для рациональных саларианцев.
– Возможно. – Танн не мог заставить себя улыбнуться, даже когда рука Эддисон легла на его плечо. Он не знал, что означает этот жест – сочувствие или поддержку. Сейчас он готов был принять и то и другое. – Позвольте спросить вас кое о чем?
Ее лицо было очень бледным в холодном свете, льющемся через смотровое окно. Он увидел, как взметнулись ее брови, как ее подбородок опустился в кивке.
Танн не знал, отчего у него возникло ощущение, будто сердце обосновалось у него в горле. Или почему он вдруг ощутил такую пустоту внутри. В одном он был уверен: на сей раз сомнения терзали его. Он снова посмотрел в сторону доков, в которых кипела жизнь.
– Как вы думаете, она приняла бы такие же решения? – спросил он. – Я говорю о Джиен.
Эддисон медленно набрала в грудь воздуха.
– Не знаю, – сказала она на таком же медленном выдохе.
Танн кивнул – именно такого ответа он и ожидал.
– Я думаю, – тихо продолжила Эддисон, оглядывая холодную и побитую станцию, – что Джиен Гарсон никогда бы не позволила довести ситуацию до такой развязки. Мне тяжело в этом признаваться, но мы – все мы – с самого начала оказались не на своем месте. Безнадежно.
Танн не мог не согласиться.
– Мы старались, – добавила она. – Даже Слоан. Я верю в это.
– Возможно.
Но им было никак не проверить свои догадки. Миссия забрала основателя этой мечты, до того как она успела как-то проявить себя в галактике, которую предполагала сделать шедевром.
«Жертва» – вот о чем она говорила. Танн думал, что он был готов к жертве.
Возможно, Джиен Гарсон в конечном счете ошибалась.
– Я думаю, – снова сказал он более тихим голосом, чем прежде, – самая большая жертва, которую мы когда-либо принесем, будет не здесь.
– Не здесь?
Он отрицательно покачал головой, но не облек свои мысли в слова. Не мог. Признание собственной неправоты давалось ему нелегко.
