— Давай на пол его переложим, — кивнула Лесана отцу. — И ступайте сегодня ночевать к дядьке. Вдруг ночью хуже ему будет, придется светец теплить, отвары делать, перебужу вас…
Родители закивали.
Когда все ушли, Лесана посмотрела на лежащего без чувств мужчину и принялась медленно раздеваться. Сняла нательную рубаху и скользнула к нему под меховое одеяло. Прижалась нагим горячим телом к окоченевшему, словно деревянному, обняла и отпустила Дар. А как заснула — и сама не заметила.
* * * -
Ивор, Ивор, проснись!
-
Всклокоченный мужик тряс за плечо закутанного в войлок человека.
-
Что случилось?
-
Разбуженный заворочался, откинул одеяло, и в рассветном полумраке его лицо со следами застарелой усталости
-
кругами вокруг глаз и глубокими складками в уголках рта
-
показалось совсем древним.
-
Нежа померла, а Радислава и Молчана лихоманка настигла.
-
Дождь идет, Дабор?
-
глухо спросил Ивор.
-
Идет, проклятущий,
-
кивнул мужик.
-
Просвета нет. Как бы сильней не разошелся. Ты уж поспеши, родимый. Надо отчитать их, да и…
Заканчивать Дабор не стал.
-
Отчитаю,
-
мужчина свесил ноги с лавки, нащупывая стоптанные сапоги.
В избе было душно, влажно, пахло прелью и дымом, но все одно
-
лучше, чем снаружи, где уже который день с неба сыпался мелкий, как пыль, нудный дождь. Гнилой таяльник! Ой, гнилой! Хоть во что оденься и обуйся, все одно
-
сыро и холодно…
Запахнувшись в кожаную накидку и надвинув капюшон на самые глаза, Ивор шел за Дабором. Он думал: "Девять суток. Прошло уже девять суток…" Девять долгих суток, слившихся в один бесконечный хмурый, скорбный день, которому нет и словно не будет конца. Будто все, кого обережник знал и дал обет защищать, решили умереть, оставив его доживать век с чувством горького стыда и никчемности.
Ноги скользили по залитому водой снежному насту, и мокрый черный лес, шумящий за тыном, казался навьим миром
-
безрадостным, тоскливым, мрачным. Изба стояла на окраине. А рядом столпились те, кого еще держали ноги: хмурые уставшие люди с остановившимися взглядами и отрешенными лицами…
