Коба тихо подошел сзади, бесшумно ступая ногами, обутыми в мягкие кавказские сапоги, и обнял Ирину за плечи.
– О чем ты думаешь, дорогая? – негромко спросил он.
– Да так, Сосо, – ответила Ирина, – о тебе, обо мне, о нашем будущем ребенке, обо всех этих людях, что мирно спят сейчас в своих постелях, и о том, что мы несем здешней России и всему этому миру.
– О нашем ребенке? – удивленно переспросил Коба.
– Да, Сосо, – ответила Ирина, ласково прижимаясь к Кобе, – похоже, что через восемь месяцев ты станешь отцом.
– Дзалиан каргад (Очень хорошо), дорогая! – воскликнул Коба с прорезавшимся вдруг кавказским акцентом, что случалось у него лишь в случае большого волнения.
– Я боюсь, Сосо, – тихо призналась Ирина, – боюсь за нашего еще не рожденного сына или дочку, боюсь за тебя, боюсь за весь этот такой хрупкий мир, в который мы пришли.
– Не бойся, дорогая, – сказал Коба, – ведь я с тобой.
– Понимаешь, Сосо, – сказала Ирина, – мы ведь хотим изменить этот мир к лучшему, а он нам сопротивляется. И мы тогда ломаем его об колено, приговаривая: «Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому».
– А может, так и надо? – сказал Коба. – Это далеко не самый лучший из всех возможных миров, поверь мне. А Петербург – это еще не вся Россия. Сделать этот мир более справедливым для простых людей – это святое дело.
– Пойми, Сосо, – сказала Ирина, – заставить людей быть счастливыми невозможно. Счастье из-под палки… А нужно ли будет людям такое счастье? Был в нашей истории один косноязычный персонаж, который отлил как в бронзе фразу: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Так вот, Сосо, если ломиться, не выбирая дороги и не глядя под ноги, то может получиться не просто «как всегда», а даже еще хуже. Мы, женщины, тонко чувствуем это.
Ирина высвободилась из объятий и повернулась к Кобе лицом.
– Сосо, – сказала она, глядя ему в глаза, – я знаю, что ты скоро уедешь в Баку. Так вот, пообещай мне, что там ты будешь очень осторожен.
– Осторожен в чем, дорогая? – удивленно спросил Коба.
– Во всем, Сосо, – ответила Ирина. – Делая что-либо, не забывай – чем все это может закончиться. И не станет ли потом от этого только хуже. Сейчас в твоих руках сосредоточена очень большая власть. Ты – личный представитель императора, и тебе многое будет позволено. Ни жандармы, ни охранка, ни обычная полиция не посмеют тебя тронуть. За твоей спиной будет стоять не только император, но и все мы.
– И за что мне такая честь, дорогая? – спросил немного растерянный Коба.
– А ты, Сосо, еще этого не понял? – вопросом на вопрос ответила Ирина. – Если с императором Михаилом что-нибудь, не дай бог, случится, то все наши станут тянуть наверх именно тебя. И даже если все дальше будет идти нормально, то лет через пять-семь должность главы правительства и обязанности второго лица в государстве тебя все равно не минуют. Ты же у нас «проверенный вариант». Я бы хотела, чтобы от всех этих государственных дел и свалившейся на тебя власти ты не ожесточился, а остался бы тем милым и добрым Сосо, которым ты являешься сейчас.
– Даже так, – задумчиво сказал Коба, – вообще-то, я не хочу себе власти и не ищу ее. Но если она мне все-таки свалится на шею, то я буду считать большим грехом отказаться от нее и не использовать данную мне возможность для свершения добрых дел. Если такова судьба, то, значит, тому и быть. А чтобы я не ожесточился, ты по-прежнему продолжай любить меня таким, какой я есть, и того, кто я сегодня, и того, кем я стану завтра.
– Да, Сосо, – сказала Ирина, – возможно, что ты и прав. А за мою любовь не беспокойся – она всегда будет с тобой. Пообещай и ты мне, нет, не любить меня вечно – в этом я не сомневаюсь, а то, что ты будешь осторожен и не позволишь себя по-глупому убить.
– Убить, дорогая? – переспросил Коба.
– Да, убить, Сосо, – ответила Ирина. – Тебе предстоит очень опасное задание. Там, в Баку, вокруг нефти вертятся такие деньги, что даже страшно представить. А как ты знаешь, нет такого преступления, на которое капитал не пошел бы за триста процентов прибыли. А ведь нефть – это просто золотое дно. План императора Михаила заключается в том, чтобы, отобрав сказочную прибыль у иностранных капиталистов, направить ее в государственную казну. Для того чтобы улучшать положение крестьянства и рабочих, вводить всеобщее образование и медицинское обеспечение, проводить программу переселения в Сибирь и на Дальний Восток, строить дороги, мосты, электростанции и заводы, ему нужны деньги, очень много денег.
– Это я понимаю, – сказал Коба. – Но ты не объяснила, почему меня будут пытаться убить? Ведь я еще пока не тот товарищ Сталин, который был для всего мира «великим и ужасным».
– Ты, Сосо, – наставительно произнесла Ирина, – уже известен слишком многим, как «особа, приближенная к императору». А в народе говорят: «Ближе к царю – ближе к смерти». Те, кто враждебен нашей стране, уже заметили и оценили тебя как опасного человека. Причем ненавидят тебя не только капиталисты, у которых ты отбираешь, по их мнению, законную прибыль, но и твои бывшие товарищи, теряющие из-за тебя влияние и власть над доверившимся им народом. Твой приезд в Баку вызовет переполох. Когда твои бывшие товарищи и их заграничные хозяева убедятся, что тебя невозможно ни подкупить, ни устранить руками жандармов, то они сделают это сами. Причем самым радикальным способом.
– Да, – сказал Коба, – об этом я как-то и не подумал. Но как же Николай? Разве не беспокоишься о нем?
– Сосо, – ответила Ирина, – конечно, и за него я тоже беспокоюсь. Только, в отличие от тебя, он воин. Он профессионал – ты понимаешь, что это
