Черное лицо скривилось в улыбке.
— Видел, но не таких, как ты.
Потом откуда-то выскочил охранник, набросился на незнакомца и увел. Другой затащил мальчика в дом и позвал отца. Тот, кажется, очень злился… Но куда крепче запомнились Моргану Оуксу трепет и восхищение в глазах человека, который никогда больше не проходил под его окнами. В тот миг Оукс ощутил себя особенным. Сильным. Достойным преклонения. Он всегда был тем, кого… почитают.
«Почему мне так запал в память этот негр?»
Нет, положительно он тратит свое время лишь на то, чтобы задавать себе вопросы. Одни вопросы порождали другие, чтобы привести в конце концов, как приводили всегда, к последнему, вопросу вопросов, единственному, который Морган Оукс не осмеливался допустить в свое сознание. Пока не осмеливался.
Теперь он задал его вслух, покатывая на языке каждое слово, точно каплю долгожданного вина:
— Что, если этот проклятый Корабль на самом деле Бог?
Гибернация человека относится к спячке животных так же, как та — к бодрствованию. Гибернация тормозит процессы метаболизма практически полностью. Это скорее род смерти, нежели род жизни.
Раджа Флэттери тихонько свернулся в гибернационном коконе, пытаясь избавиться от терзающих его страхов.
«Я во власти Корабля».
От тоски и ужаса воспоминания мутились, но главное сохранялось. Образы прошлого отчетливо вставали на фоне угольной черноты кокона.
«Я был капеллан-психиатром безднолета „Землянин“.
Мы должны были создать искусственный разум. Очень опасное задание».
И они создали… нечто. И этим чем-то стал Корабль, творение почти невообразимой мощи.
«Бог или Дьявол?»
Флэттери не знал. Но Корабль создал для клонов в своем чреве земной рай и огласил новое понятие: богоТворение. Он потребовал от копированных людей решить, как они станут богоТворить его.
«Мы и здесь потерпели поражение».
Может, потому что они были клонами, все до последнего? Ими можно было пожертвовать. Это они знали с первых дней своей сознательной жизни на Лунбазе.
И снова его охватил страх.
«Я должен сохранять решимость, — твердил себе Флэттери. — Бог он или Сатана, я буду беспомощен перед его силой, если потеряю решимость».
— Пока ты почитаешь себя беспомощным, таковым и останешься, как бы решительно ты не утверждал обратного, — заметил Корабль.
— Так ты читаешь и мои мысли?
— Читаю? Не то слово.
Голос Корабля доносился из окружавшей Раджу Флэттери тьмы, лишенный источника. В нем слышались отголоски немыслимых для человека забот и тревог. Каждый раз, слыша этот голос, Флэттери ощущал себя не больше пылинки. Он продирался сквозь комплексные дебри неполноценности, но каждая идея, которую он только мог вызвать себе на подмогу, только усиливала чувство собственного ничтожества.
Что может человек противопоставить мощи Корабля?
И все же вопросы теснились в его мозгу, а Корабль порой отвечал на вопросы.
— Долго я пролежал в гибернации?
— Промежуток времени не имеет для тебя смысла.
— А ты испытай меня.
— Я тебя испытываю.
— Скажи мне, сколько я пролежал в баке!
Слова не успели слететь с его языка, как Раджу захлестнул панический ужас. К Богу так не обращаются… и к Сатане тоже.
— А почему нет, Радж?
Голос Корабля звучал почти по-приятельски, но столь выверенными были его интонации, что мурашки бежали по коже.
