Балдезар закатит мне истерику, узнав, что я посулил копии двух его драгоценнейших текстов; попытка вырвать у него оригиналы приведет к смертоубийству, а он был слишком ценной фигурой, чтобы его замочить.
– Тогда добавь Тиклеса, и по рукам, – ответил Хирон.
Я притворился, будто раздумываю, после чего неохотно кивнул. С Тиклесом будет легко – Балдезар располагал тремя копиями, поэтому я его и упомянул.
– Отлично, – произнес Хирон все еще напряженным голосом и указал на младшего чиновника. – Шахир покажет вам, где разместиться. Я поговорю с визирем. Придешь с докладом в падишахский дворец завтра, как стемнеет. К тому времени у меня будет ответ. О, пока не забыл.
Хирон опять выставил руку, и Шахир вложил в нее сумку. Внутри звякнуло.
– Тебе это понадобится. – Хирон вручил сумку мне.
Я пошарил внутри и вынул латунный ромб со скругленными углами, длиной с мой большой палец, подвешенный на латунную же цепочку. На лицевой стороне ромба были изображены длинная флейта, которая называлась «нэй», и свиток; на оборотной выбит текст на джанийском языке.
– Это знаки визирского патронажа, – объяснил Хирон. – Носи их всегда и держи на виду. Если тебя застигнут вне Имперского квартала без жетона, любой гражданин Джана вправе донести на тебя или задержать. За помощь в поимке имперцев без знака патронажа назначено вознаграждение. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Крупное вознаграждение.
Я проводил взглядом его и старшего чиновника с половиной отряда стражников, устремившихся следом. Затем повернулся к труппе. Тобин уже гнал своих подчиненных вперед, но Езак стоял поодаль и наблюдал за тем, как я рассматривал Хирона. Птицеловка ждала чуть дальше.
– Даже если выхлопочем еще неделю, все равно будет мало, – заметил Езак, когда я приблизился вплотную. – Если, конечно, мы хотим выступить достаточно хорошо, чтобы получить патронаж.
– Я знаю одно, – отозвался я. – За пять дней может произойти до черта событий.
Я видел, как преступные организации рушились за меньший срок, а сам за чуть больший выбился из Носа в Серые Принцы.
– Пять дней могут стать вечностью, если попасть в неподходящее место.
– А мы попали в неподходящее место? – осведомился Езак.
Я посмотрел сквозь ворота на Имперский квартал.
– Отвечу через семь дней.
17
Хирон разместил нас в гостинице под названием «Тень Ангела», что заставило меня против воли улыбнуться. Место было вполне приличное: просторные комнаты, преимущественно свежие простыни, общий зал, где пахло бараниной, тимьяном и дымом, и маленький двор, который Тобин немедленно приспособил под репетиции, – оказалось, что Хирон предусмотрел это загодя.
Я осмотрел мою комнату: маленькая кровать, маленькое окно, маленькое отверстие в стене, которое я залепил свечным воском и скатанным ворсом против чужих ушей и глаз; затем бросил на пол постельную скатку и сумку, пинком захлопнул дверь и снял дублет.
Ощупал его сперва снаружи, потом подкладку. Кроме легчайшего изменения плотности, ничто не указывало на то, что мы с Птицеловкой уже дважды распарывали дублет и прятали в набивку три маленьких письма и конверт побольше, которые составляли посылку Джелема. Второй раз пришлось нелегко: тот, кто чистил дублет, заметил торопливые стежки, наложенные Птицеловкой после изъятия бумаг, а потому решил исправить и сделать как надо, – но мы сумели вскрыть швы, оснастить и набить дублет заново, а после зашить подошедшей по цвету ниткой из падишахского ковра, и нас никто не застукал.
Я оторвал пару торчавших кончиков и на пробу встряхнул дублет. Ни изобличающего хруста бумаги, ни шороха сломанных печатей – документов не слышно, подкладку не морщит. Хорошо. Сперва я гадал, переживет ли путешествие воск на всех трех письмах; сейчас, с учетом того, что я проник в их содержание, мне не пришлось удивляться. Переправляя в Джан подобную контрабанду, приходится чертовски постараться сделать так, чтобы она не лопнула при первом изломе или тычке. Иными словами, я полагал, что печати держались глиммером.
В глубине души я жаждал снять дублет и схоронить его если не в яме, то хотя бы на дне дорожного сундука. При мысли о содержании этих писем, не говоря о наложенных на них заклятиях, я всякий раз ощущал мурашки в местах, соприкасавшихся с тканью. Но я знал и то, что лучший способ сберечь посылку, а тем и себя – хранить ее на себе. После йазани с его тенями и закутанных в тьму убийц я хотел быть по возможности незаменимым. Вдобавок я сомневался, что они заподозрят наличие при мне чего-то ценного после событий в погребе.
Это напомнило мне…
Когда я снова вышел из гостиницы, актеры разгружали фургон, перенося одни тюки в наше пристанище и на конюшню и складывая другие на одной стороне двора. Я подождал, пока из фургона покажется связка бутафорских клинков, взвалил ее на плечо и направился к конюшням.
Труппе выделили два стойла – наверняка это обошлось недешево. Сложив на землю затупленный реквизит, я вынул из груды оружия припрятанный Деганов клинок с Черного острова и поспешил на сеновал.
Через пять минут я вернулся во двор, стряхивая с рукавов пыль и сухую траву. Деганский меч теперь находился высоко на стропилах, будучи уложен вдоль балки и прикрыт соломой. Если не знать, где искать, вероятность наткнуться на оружие была крайне мала – гораздо меньше, чем обнаружить его,
