свет. У стены стоят несколько книжных шкафов, на стенах полки. Едва взглянув на такое убранство, Иван тут же проникся к этому подростку уважением.
– Поначалу позволь, цесаревич, преподнести тебе подарок от Ирины Васильевны.
С этими словами он вынул футляр и положил перед наследником. Тот сразу же с жадностью схватил подарок и поднял крышку. Изнутри на него глянули сразу четыре ручки и ряды разномастных перьев.
– А что же это только одна ручка с серебряной насечкой? – полюбопытствовал Николай.
– Прости, цесаревич. Времени недостало. То ведь златокузнец делал, не я. Мне же сообщили слишком поздно.
– Ну так и дарил бы одну.
Не сказать, что остальные три выглядели худо. Иван не просто выточил на токарном станке фигурные дубовые палочки и покрыл лаком, но, памятуя уроки труда в школе, еще и подчернил щепой, посадив несколько черных колец. Но да, не серебро. Тут крыть нечем.
– Я так рассудил, цесаревич, что коли тебе пришлись по нраву разные размеры перьев, то и иметь их надлежит в готовности к работе. Но не носить же несколько футляров. Вот я и подумал, что с одним набором будет куда как сподручнее.
– Хм. Дело говоришь. Тогда вот эту, понаряднее, я под тонкое перо буду пользовать, для письма, а остальные по мере надобности иметь под рукой. Спасибо. Достойный подарок.
– Не мне спасибо, цесаревич, Ирине Васильевне. Я бы не решился тебе преподносить дары.
– Но тетушке-то преподнес. Ладно об этом, – махнул рукой Николай, когда Иван покраснел до корней волос. – Тобой писано?
Иван посмотрел на разложенные цесаревичем бумаги и признал свои соображения относительно реформы налогообложения. Вот только что они делали здесь? Ирина же подняла его на смех и заявила, что коли уж даже по его расчетам казна получит только убыток, то и говорить тут не о чем.
– Мной, цесаревич. Только…
– Что «только»?
– То так, от скуки писалось. Хотел Ирину Васильевну поразвлечь.
А что такого. Кто знает, как воспримет эти записи наследник престола. А ну как крамолу какую углядит и потянет на лобное место? Тут ведь долго не рассусоливают. Умышлял против государственных устоев, так в лучшем случае иди на плаху. В худшем – сначала на дыбу, а потом все одно под топор палача. И хорошо как тебе просто отрубят голову.
В этот момент дверь скрипнула и в кабинет вошел полковник де Вержи. Вот так вот, просто, без доклада и не спрашивая разрешения, вошел к цесаревичу, как к себе домой. Нет, понятно, что воспитатель там, сподвижник и все такое. Но Николай не просто воспитанник и сержант бомбардирской роты, а голова всему Преображенскому.
– Хотел чего, Гастон? – подняв на него взгляд, вроде и доброжелательно, но в то же время твердо спросил Николай.
– Мы собирались подвести итоги учебного похода. Я закончил подсчеты и свел воедино цифры.
– А-а, помню. Но давай позже. Сейчас я иным занят. Так уж случилось. – Вроде и извиняется, а в то же время и не извиняется, вот так сразу не разберешь.
– Как скажешь, цесаревич.
Произнеся это, де Вержи подошел ко второму стулу напротив своего воспитанника и попытался присесть. Но неожиданно для себя натолкнулся на вопросительный взгляд Николая.
– Гастон, я знаю, ты имеешь привилегию входить без доклада. Но сейчас мне нужно переговорить с десятником. И если у тебя нет ничего срочного…
– Нет, Николай Дмитриевич. Совершенно ничего срочного. Просто я подумал, может, буду тебе полезен.
– Я знаю, что всегда и во всем могу на тебя положиться, Гастон. И обязательно тебя позову, если мне понадобится твоя помощь или совет. Но пока мы как-нибудь сами. Прости.
– Я все понимаю, – подавшись к двери, заверил француз.
Ага. Как же. Понимает он. А что же тогда акцент стал куда более выраженным, да во взгляде эдакий легкий блеск? Вот какого рожна Николай это творит? Ивану делать нечего, кроме как влезать в интриги вокруг царственных особ. Нет, ну ладно с Меншиковым. Оно как-то само получилось. Но тут-то прямая подстава со стороны цесаревича. Паразит малолетний. Ну какого было этого француза выставлять? Можно подумать, тут какие-то секреты. Или он все же что-то такое учудил с этими своими выкладками и плаха из видения очень даже может стать реальной?
– Да, Гастон, – остановил цесаревич полковника в дверях, – отбери самый лучший десяток преображенцев. Хочу устроить состязания со стрельцами и поглядеть, насколько они хороши. Как, десятник, не оробеют твои против моих орлов?
– Ну какие же они орлы, цесаревич. Они пока только птенцы желторотые из твоего гнезда. Но со временем обязательно превратятся в настоящую и грозную силу.
Ну а что такого. Рассыпься Иван тут бисером, это никак не поможет. Гастон и раньше неровно к нему дышал, теперь же и вовсе готов сожрать.
