Хардов обдумал услышанное:
— Ловкая интрига.
Она устало усмехнулась:
— Знаю, что ты меня презираешь. Только, Хардов, согласись, что для игр уже, — развела руками по сторонам, — несколько поздновато.
— Не в этом дело, — вздохнул Хардов. — Боюсь, Шатуном наши проблемы теперь не исчерпываются. Мы кораблик, отыскивающий тайфуны.
Словно в подтверждение завыли гораздо ближе, возможно, уже на площади. Хардов не шелохнулся.
— Обе блондинистые прыгуньи были у меня на прицеле, — призналась она.
— Отчего же не стреляла?
— И без меня справились. — Снова повела подбородком в сторону Фёдора, однако почему-то избегая смотреть на него. — А ты понял, что они задумали?
Хардов медленно кивнул:
— Наверное.
— Мне сверху было хорошо видно. — Она щёлкнула языком. — Решили вытащить из нас все серебряные пули. Знают, что их наперечёт. Понимаешь? Так и будут прятать Королеву, подставляясь, нападая в её одежке, пока мы не отстреляем всё. А потом просто придут и возьмут нас.
— Им этот замок тоже не по зубам, — сказал Хардов.
Она передёрнула плечами:
— Ты убил их Королеву. Кто знает, на что они способны ради мести?
— Ладно, идём, поможешь мне закрыть люк.
Хардов извлёк потускневший ключ, отпер им массивную дужку замка, склонился над дверью и холодно посмотрел на Раз-Два-Сникерс.
— Прежде чем я решу оставить тебя здесь, — начал он, и на мгновение в её глазах мелькнул ужас. — Хочу, чтобы ты знала: малейший фокус — и я пристрелю тебя.
Она молчала. Покусала побледневшие губы. Посмотрела исподлобья, горько, затравленно.
— Не надо меня отчитывать, Хардов, — попросила тихо. — Можешь меня презирать. Так уж вышло. Унижай.
Но знаешь, каждый может ошибиться. Ты тоже когда-то называл Шатуна братом.
— Ты права, — согласился Хардов. — Ошибиться может каждый. Вопрос, что ты после этого выберешь. Унижать тебя не собираюсь. Просто чтобы между нами осталось понимание: как только я запру эту дверь, любой фокус — последний.
Угрюмо кивнула.
— Не будет фокусов, Хардов, — сказала она.
И тут Фёдор решил вмешаться.
— Я видел тебя, — вспомнил он. Глядел дружелюбно. — У Ступеней. Я знаю тебя? — И сразу же поправился: — Точнее, знал?
Она моментально отвернулась от Хардова. Словно давно ждала этого. Нерешительно улыбнулась. Кивнула.
— Да, вы знали меня.
Как-то странно поклонилась. У Хардова родилась дикая мысль, что она наметила в своём движении что-то типа книксена.
— Я училась в школе гидов. Во время вашего второго визита.
— О, тогда ты должна была сильно измениться, — разулыбался Фёдор. Затем его карие глаза чуть сузились. — Я знал тебя ребёнком?
— Да. Вы… нашли меня в лесу. С Тихоном.
Он смотрел на неё. Немного склонив голову. И во взгляде мелькнул отсвет догадки.
— Ты та маленькая девочка? — изумлённо произнёс Фёдор.
Уголки её губ горько опустились, такая вот вышла у неё улыбка:
— Моей наставницей была…
Она прервалась. Попытка скрыть, как дрогнул голос. Хардов отвернулся. Всё же она решила договорить:
— Лия была моей наставницей.
Веки Фёдора на мгновение сомкнулись. Когда глаза вновь открылись, в них была не только радость узнавания. В самых краешках застыла боль. И ещё сострадание.
— Да, это ты. Конечно… Улыбка. И глазки той девочки ещё на месте, — участливо подтвердил Фёдор. — Что с тобой произошло?
Раз-Два-Сникерс молчала. Что-то подкатило к самому горлу. Она бы удивилась, узнав, как близко впервые за много лет к глазам подступили слёзы. Хардов предпочёл разглядывать белёные, словно высохшие под палящим солнцем, стены звонницы.
Фёдор ответил вместо неё.
— Снова заблудилась в лесу, — сказал он тихо. — Шатун, как же, помню, симпатичный был юноша… Такое бывает. — Он мягко улыбнулся ей. — Это
