ничего.
Она порывалась было что-то сказать, но Фёдор уже отвернулся. Посмотрел на Хардова. И спросил:
— Ты когда-нибудь простишь меня?
У Хардова дёрнулась щека. Он коротко вздохнул. Произнёс:
— За то, что оставил меня жить?
— Зато, что оставил тебя одного.
Теперь вздох Хардова вышел долгим. Он медлил, словно поглощённый воспоминаниями, наконец отрицательно помотал головой.
— Она была гидом. Она это выбрала, — сказал он. — И твоей вины в том нет.
— Лия, — прошептал Фёдор. — Я ведь любил её… — Нахмурился, и опять в его взгляд на миг вернулась эта рассеянность.
«Всё очень хрупко, — подумал Хардов. — Ты можешь не выдержать. Промедление здесь губительно для тебя».
— Она приходила ко мне недавно. На болотах. — Фёдор почти шептал. Потом его голос окреп. — Хардов, я так виноват перед вами обоими.
Хардов вдруг с трудом подавил внезапный приступ гнева.
— Тогда возьми себя в руки, — одёрнул он Фёдора. — Она не для того умерла, чтобы ты развалился перед самой целью. Этот резонанс в твоей голове может убить тебя!
Он всё сказал правильно. Но во рту остался этот омерзительный кисловатый привкус. «Мы находимся в очень плохом месте. — Хардову не составило труда определить источник своего гнева. — И это оно теребит нас. Нащупывает, пытается пролезть в наши раны».
И опять Фёдор умудрился удивить его.
— Тогда прости её, — попросил он мягко, указав на Раз-Два-Сникерс. Потом кивнул Хардову. — Не беспокойся.
Я уже в порядке, друг мой. — Несколько отклонился, чтобы обозреть из звонницы всю площадь, и спокойно заметил: — По-моему, наши новые друзья появились.
Хардов тут же бросил взгляд на Раз-Два-Сникерс:
— Давай помоги мне!
Она, не мешкая, подошла к люку, оружие приставила к простенку. Они вдвоём перекинули тяжёлую крышку, и дверь с сухим металлическим лязгом захлопнулась.
«Вот тут мы и окажемся в западне», — подумала Ева. Словно в момент этого сухого, зловещего в своей окончательности хлопка пережила острое чувство дежавю. Словно из мутной тьмы совсем уже близкого грядущего пришло знание о том, что их ждёт. «Стоит ли сказать Хардову? — Ева оценивающе посмотрела на гида. — Или он и сам знает?» Девушка невольно передёрнула плечами, но удержала себя, чтобы не произнесли вслух: «Туман уже близко. И этот человек, который в нём, — он идёт сюда».
27
Фёдор следил за быстрыми и пока будто боязливыми перемещениями в тумане. Они явно всё не решались показать себя — всё же серебряные пули оставались их главным страхом, их главным запретом. Оба подстреленных оборотня уже умерли. Но сила Королевы была с ними: порой казалось, что на площади лежали две мёртвые светловолосые женщины, обретшие в смерти странную красоту, и глаза обеих были открыты, устремлены куда-то ввысь, как немой укор тем, кто укрылся в звоннице.
— Как ты думаешь, когда они нападут? — не отрывая взгляда от площади, спросил Фёдор.
Хардов чуть пожал плечами:
— По идее, они вообще не должны здесь находиться. Их логова в северной части города. А эта церковь для них тем более что-то типа табу. Но ты сам всё видел.
— Да-а, — согласно протянул Фёдор. — Много здесь всего изменилось, пока я… Скажи, белый кролик должен был выдать меня?
Хардов вскинул на него взгляд, Фёдор усмехнулся:
— В трактире в Дубне? Ловко ты, но…
— Да, он был скремлином. Так почти и случилось. Я думал, мне придётся вмешаться. Но подоспевший Мунир нейтрализовал воздействие кролика, и мое вмешательство не потребовалось. А тебе намяли бока. Мне было больно и смешно смотреть, как ты летал по всему трактиру. Прости.
Фёдор хмыкнул, впрочем, совсем без укора.
— Вам с Кальяном здорово досталось. Но всё закончилось. Остальное тебе известно.
Фёдор задумался и снова посмотрел на Еву, но тут же отвёл глаза. Улыбнулся.
