— Около того, — подтвердил Хардов. — Сейчас на канале утро. Где-то конца первой декады июня.
Повисло молчание. На жужжание шмеля никто не обратил внимания. Кроме Фёдора. Юноша вдруг попытался отогнать его взмахом руки и почему-то сказал:
— А у меня в июне день рождения. — Шмель не собирался ретироваться, и юноша махнул на него ещё раз. — Теперь я, наверно, пролетел. — Фёдор посмотрел на своих спутников и смущённо кашлянул. — Извините.
Хардов, что-то прикидывающий в уме, вскинул брови, но ничего не сказал.
— Близнецы, — хмыкнула Ева. — Так и знала, что ты Близнец. В общем-то, неудивительно.
— И это всё, что тебе неудивительно? — съязвил юноша.
— Вовсе нет! — Ева вспыхнула. — Хардов предупреждал насчёт времени у Сестры. Мог
— А я и того меньше, — признался Фёдор.
— Даже пробовала считать…
— Ага… — А потом Фёдор покраснел и спросил: — Ты что, читаешь мысли?
— Да нет, по губам. — Ева опять хмыкнула. — Следи, особенно когда бубнишь что-то себе под нос.
— Прости. Не хотел тебя обидеть.
— Ничего. У тебя это получается непроизвольно, и я уже начинаю привыкать.
Хардов наблюдал за этой перепалкой с улыбкой. Но когда он отвернулся, на его лице отразилась какая-то новая эмоция.
«Этого ещё не хватало, — подумал он. — Что-то они много цепляются. Мне тут ещё молодой влюблённой парочки недоставало».
И в одно короткое мгновение, так быстро, что даже пожелай кто, не успел бы ничего заметить, в глазах гида мелькнула тёмная искра: «Молодой, влюблённой… Господи, они ведь даже ничего не знают друг про друга».
6
Хардову пришлось поторопить своих спутников, и скоро с завтраком было покончено.
— Нам придётся учитывать новые реалии, — объяснил Хардов. — На канале очень многое могло измениться.
Гид ждал, пока Фёдор и Ева надевали свои вещмешки, и смотрел куда-то вдаль, поверх пушистых клубов густого тумана. К этому времени верхушку Лысого дозора совсем раздуло, и они словно находились над слоем облаков. Картина была чарующая, восхитительная и пугающая.
«А ведь я надеялся управиться в месяц-полтора, — думал Хардов. — Наверное, это был слишком оптимистичный прогноз, но всё же… И вот мы не прошли и двадцати километров, а всё придётся менять».
На самом деле это сбивало все расчёты. На первоначальных планах проскочить у всех под носом, воспользовавшись дурными днями, и к тому моменту, как их начнут искать, оказаться вне пределов досягаемости, можно было смело ставить крест.
— Но одна перемена, несомненно, к лучшему. — Хардов всё же улыбнулся и указал на восток, где за гиблыми болотами, в колыбели из пелены просыпался сейчас канал. — Видите, всё белое. Я не ошибся, наступили самые благоприятные дни.
— Так красиво, — восхитилась Ева. — Даже и не подумаешь, что там гиблые болота.
— Да. Но они есть, — сказал гид. Осмотрел Еву и Фёдора, желая убедиться, собраны ли они, и снова ненадолго погрузился в собственные мысли: «Первоначального плана больше нет. Двигаться придётся скрытно, и главное, большей частью ночью. Можно ли извлечь из случившегося какую-то пользу? Остались хоть какие-то плюсы?»
Хардова всегда учили думать позитивно. Его бак горючего, его последний стакан воды в пустыне были всегда наполовину полными, а не полупустыми, однако как Хардов ни пытался крутить эту ситуацию, никаких плюсов пока не видел.
Однако гид усмехнулся. Он подумал, что порой при изменении угла зрения менялась вся картина в целом. А непонятные, привычные или мешающие прежде элементы наполнялись новыми смыслами, и оказывалось, что всё происходило не зря. Также порой ничего подобного не случалось. А все Великие Закономерности просто додумывались позже.
— Посмотрите. — Фёдор указывал на запад. — А с той стороны не всё белое. Там какое-то марево в тумане. Только что было. Вон, вон. Смотрите, опять вспыхнуло!
Хардов уже видел какое-то время эти бледные багряные огни. Ползущее и исчезающей глубоко в тумане свечение.
Пока слабое и пока не представляющее угрозы. Такое, конечно, бывает. Но… всё это движение начинало ему не нравиться.
— Идёмте, — позвал гид. — Придётся быть осторожней. Вполне возможно, нас уже ищут.
