сегодня все было очень достоверно. Я не хотела бы пересказывать содержание сна. Но мне кажется, лучше вовсе не засыпать, чем снова его увидеть.
– Кошмар?
– Нет. Не знаю. В нем нет такого, чего я боялась бы. Страшно, когда проснешься.
– Они связаны с чем-то, что случилось с вами в реальности?
Она кивнула, точно зная, что, если Ферг сейчас задаст правильный вопрос, она все ему расскажет. Впрочем, вряд ли его к ней отношение изменится в худшую сторону – куда хуже-то?
Поспешно добавила:
– Я не из впечатлительных барышень, которые готовы упасть в обморок по поводу и без, и видела много. У нас в замке простые нравы. Так что на казнях я тоже присутствовала. И они потом мне никогда не снились.
Ферг вздохнул, потер подбородок:
– Ну что ж… попрошу Элайзу приготовить вам капли валерианы. Думаю, этого будет достаточно.
Бела возражать не стала, хотя сильно сомневалась в чудодейственной силе Элайзиных капель.
И она, конечно, оказалась права.
…Дым окутывал ее, скользил по коже вместе с мягкими прикосновениями ладоней жреца. Эта ласка была такой щемящей, что хотелось плакать. Чадили факелы, и кто-то читал ритмично, в такт дыханию или току крови, правильные, зовущие слова. В центре круга из восьми свечей стояла каменная чаша черного обсидиана, она была проводником. Чашу следовало наполнить. Бела решительно протянула жрецу руки запястьями вверх… и неожиданно их увидела. Узкие тонкие запястья не то очень юной, не то долго болевшей женщины. Бледные до синевы.
Бела вскрикнула и проснулась.
Тут же села на кровати. Остатки сна разлетались, как морок. Но на губах все еще был привкус сладкого дыма.
Двери распахнулись. На пороге стояла Элайза в долгополой просторной сорочке и с подсвечником на две свечи в руке. Одна свеча, правда, не горела, а с другой, наклоненной, обильно капал на пол и платье воск.
– Ничего, – на невысказанный вопрос ответила Бела. – Я так посижу. Спать что-то больше не хочется.
Хозяйка покачала головой и вышла.
Мальчик лежал, безучастно глядя в потолок. Странно было видеть такое отрешенное выражение на лице трехлетки. Ферг провел половину ночи, пытаясь дозваться до него, вернуть его сознание обратно из мира грез и пустоты. Но и в этот раз все казалось напрасным. Лоранта там не было. Некому было отзываться.
В глухой час, когда на улице только-только начал разгораться рассвет, Ферг услышал где-то не очень далеко полный ужаса крик. Он кивнул Имре, который в ту ночь дежурил в госпитале, потому что этажом ниже дежурил его учитель, и вышел из комнаты. Почему-то у него не было никаких сомнений в том, что кричала трансильванская графиня.
В коридоре он встретил Элайзу. Та озабоченно сообщила:
– Мне ничего не сказала, кроме того, что спать сегодня больше не собирается.
Когда он постучал и получил разрешение войти, Бела уже переоделась в домашнее платье и затеплила единственную свечку. Она сидела на кровати, сложив руки на коленях и уставившись в них взглядом.
– Доброй ночи, – сказал Ферг. – Признаться, я вам не поверил сегодня. Теперь вижу, что зря.
Бела ответила:
– Я считаю, что если нет возможности сказать правду, то лучше просто промолчать.
– Согласен с вами.
– Вы правильно догадались, доктор. Я действительно посвящена Заточенным. Вот, смотрите.
Она приподняла отворот широкого рукава и показала Звезду богов.
– Перед тем как мой отец заболел, мы с ним были участниками обряда. Второго таинства. Это таинство жреческого посвящения. Если вы не знаете, в нем предусмотрена обязательная вольная жертва. Вольная – значит, человеческая. Это была та женщина, которую потом нашли в храме. Помните, ее привезли сюда?
– Значит, вам снится этот обряд?
– Нет. Не так. Сначала это было просто ощущение… желание, чтобы все повторилось. Очень сильное. Какие-то тени. А вчера и нынче ночью все было очень четко. Подробно.
– Опишите.
– Жертвенная чаша, черная, из обсидиана. Та же самая.
В глаза она не смотрела, но голос звучал ровно, даже деловито:
– Я ее хорошо запомнила. Очень много свечей и факелов. Люди. Не меньше, чем в прошлый раз. Нож, тоже каменный, из того же материала. Стены –
