Новелла третья. Развал
Три помощника спортивного судьи в тренировочных костюмах с трудом выволокли на помост перед тем поднятую, а теперь по желанию спортсмена взвешенную и утяжеленную штангу. Взятие такого веса будет рекордом неомира.
Рослый богатырь, ожившая древняя скульптура, неторопливо взойдя на помост, натер тальком руки, подошел к штанге и остановился, словно гипнотизируя ее. Нагнулся и ухватился за перекладину, вплотную к утяжеленным дискам, и злым рывком, словно отрывая прибитый костылями к полу груз, поднял его на необъятную грудь. И на выдохе, крякнув на весь переполненный зал Дворца спорта, толкнул штангу вверх, одновременно присев.
Теперь предстояло встать, держа снаряд над головой. Ноги не подвели. Казалось, что рекорд поставлен, но… коварная штанга повела в сторону. Богатырь засеменил, чтобы выровнять ее, но через мгновение ожесточенно бросил с грохотом непокорную тяжесть на помост.
Под гром аплодисментов атлет, не оглядываясь, исчез из виду.
В раздевалке его ждал тренер.
— Сорвалось!.. — зло сказал спортсмен.
— Не беда, дружище, ты уже чемпион, а рекорд успеешь поставить.
— Но где его ставить — то? В столицу меня переводят, — и, подумав, добавил: — Решил я, Вердлис, тебя с собой взять.
— Меня? — недоуменно переспросил тренер.
— Да, вот так, придется тебе со мной ехать. Ты мой характер знаешь. Все для тебя там сделаю.
— Так ведь ученики… Как их оставить?
— Обойдутся. На рекорд ты меня готовил. Там и поставим.
— Ну, дружище Борец, и заносит же тебя!
— Да уж, какой есть. Ты не очень собирайся. Я такого, как ты, бобыля там всем обеспечу.
Так Олег Ольгович Борец, первый секретарь Горного обкома партии, не оставивший любительский спорт, и его неизменный тренер, уступив строптивому ученику, оказалтсь вместе в Центре.
Борец говорил своему тренеру:
— Мне твои тренерские советы и в новом деле пригодятся. Понял?
— Как не понять, — соглашался Отто Вердлис, подчиняясь несгибаемой воле своего ученика.
По рекомендации самого генсека и президента Страны Строгача Борец был избран первым секретарем столичной парторганизации и сразу выделил своему тренеру квартиру в престижном доме партработников.
Домашние и те, кто «шел с ним в ногу», знали его как покладистого добряка, прекрасного товарища, веселого и общительного, обожающего своих внуков, чуткого к чужому горю, готового помочь. Но на работе он был неузнаваем.
На новом месте он сразу проявил этого «неузнаваемого». Рубил сплеча, и полетели головы нерадивых секретарей райкомов или противников реформ Строгача, ради которых тот и вызвал Борца в столицу.
Кипучая деятельность поглотила Борца, но о тренере своем он не забывал. И тот регулярно являлся к своему подопечному атлету.
— Ну как, товарищ Вердлис, что скажешь? — спрашивал грозный столичный вождь, усаживая тренера перед собой на стул, на котором дрожали его подчиненные.
— Скажу тебе, Олег Ольгович, что закис ты в кабинетной тине. И есть у тренера твоего для тебя наставления.
— Выкладывай, дружище, не бойся. Гири хочу в кабинет взять, поиграться в свободную минутку.
