Ступени Нострадамуса

дамбой, мягким грустным голосом начала тихо читать, словно для одного только Муромцева, как тому показалось:

— С ревом бьется о скалы
В пенных взрывах прибой.
Камнем горестным стала
Рыбачка с болью немой.

Парус свой домотканый
Все ищет, ищет в море.
«Где же ты, мой желанный,
Где же ты, мое горе?!

Помнишь, как вместе
Шли с тобою.
Была невестой.
Стала родною.

На мысе крайнем
Ждали мы сына…
Вспомнишь, и камнем
Сердце стынет!

В волнах лютая воля.
Страшно в бурю с грозой.
Нас рыбацкая доля
Разлучила с тобой…

Сын на дне океана,
Муж ушел снова в море.
Где же ты, мой желанный!
Где же ты, мое горе?!

Не удивляйтесь меняющейся ритмике и некоторой свободе строк. Это обусловлено музыкой, которую стихи отражают. Женское горе…

— И этот символ женского горя бездумно засыпают землей, — возмущенно сказал Муромцев.

— Вы знаете, Платон Никандрович, я плакала перед видеоэкраном, смотря на это варварство.

— Это так и просится на музыку. И для этой баллады о рыбачке вы сами написали партитуру?

— О, нет! Я только исполняла на синтезаторе, имитирующем все инструменты. А один мой поклонник, видный музыкант, написал партитуру.

— Поклонник? — не сдержался Муромцев. — И много их у вас?

— Почему это вас интересует?