извольте.
Джейкоб завел мотор.
С погашенными фарами «хонда» переваливалась по лунному бездорожью. Джейкоб улавливал всякий взмах ветки на ветру, подмечал всякую зазубренную тень и всякую крупинку на бесплодной земле.
Через четверть мили он вновь заглушил мотор и выложил снаряжение на пассажирское сиденье. Фонарь. Электрошокер. Пластиковые наручники. Бинокль.
Передернул затвор «глока», сунул запасную обойму в задний карман, вылез из машины.
Пригнувшись, бегом пересек полосу хрусткого щебня и, плюхнувшись на живот, ползком добрался до бугра, за которым открылся обзор злополучного дома.
Окна темны.
Парковка пуста.
Ни души. Ни звука.
Ни следа «БМВ».
Джейкоб оглядел окрестности.
Слева вздымался холм в заклепках валунов.
Справа скат каньона, полумесяцем огибавшего дом.
Кусты высотой по колено. Спрятать машину негде.
Но ведь он полгорода проехал за Пернатом, он видел хвостовые огни. Пернат должен быть здесь, иные места ему не годятся.
В них нет благочестия смерти.
Значит, все-таки упустил? Пернат здесь был, исполнил свой обряд и отбыл?
Невозможно. Мало времени, дорога одна.
Ну и где он?
Вернее, они.
Горькой отрыжкой подкатило воспоминание: Пернат выезжает со стоянки, на секунду их взгляды встречаются.
Архитектор его вычислил. Одурачил. Погасил фары и свернул на какой-нибудь проселок к Орлиному Гнезду или Соколиному, мать его, Утесу, пустив по ложному следу.
Пляши, обезьянка, пляши.
И теперь без помех займется женщиной, которую забрал в Сенчури-Сити.
Она захлебнется собственной кровью, зовя на помощь спасителя, который не придет.
Потому что разлегся в пыли, а через руку его перебирается вереница муравьев.
Но как Пернат его узнал? Они же не встречались.
Ладно, и где тогда машина?
«БМВ» – не внедорожник. Может, Пернат спрятал его и поднялся на холм пехом?
Но если уж бросать машину, то разумнее это сделать в конце асфальтовой дороги, у дома Клэр Мейсон. Однако там ее негде спрятать. Джейкоб ее бы заметил.
Он провел еще двадцать минут в мучительных раздумьях.
Стая летучих мышей измарала облака.
Злополучный дом был мертвецки тих.
Пополам согнувшись, Джейкоб рысью одолел пустошь, привалился к парадной двери; чуть отдышался, повернул ручку, скользнул в дом; с пистолетом наизготовку прошелестел по комнатам. Надежда угасала с каждым квадратным футом.
Ничего.
Никого.
Очередная перебежка завершилась в кухне. Адреналиновая волна сникла, Джейкоб раздраженно прищипнул переносицу. Ломило грудь.
Держал в руках и упустил.
Или не держал. Слишком возомнил о себе. Положился на авось.
И обгадился.
Джейкоб осатанело грохнул кулаком по столешнице, кухня квело откликнулась укоризненным эхом.
Потирая руку, он смотрел на гладкую доску. Никаких следов еврейской надписи.
Вспомнился пропавший булыжник из мостовой перед Староновой.
