– Боже, мне так жаль.
Она прикоснулась губами к его щеке. Что-то нашептывала. Он чувствовал ее теплое дыхание своей прохладной кожей и вдруг осознал, что она заключила его в объятия. С того самого дня в клинике они не заходили дальше держания за руки. А теперь она снова обнимает его. Их бедра слегка соприкасались, и он ощутил сильнейшую эрекцию.
Отходя друг от друга, они одновременно начали мямлить извинения и всякие глупости. Коди поспешила за мальчиками. Тахион отправился на поиски мужского туалета.
– Встретимся в машине, – крикнул он им, устремившись к двери, за которой он мог умыться холодной водой и продолжительно помочиться, чтобы немного снять напряжение.
Кролик Роджер растянулся на диване в кабинете. Лампа отбрасывала почти болезненный желтый свет на бумажный хаос на столе. Остальная часть комнаты находилась в тени. Тахион потер уставшие глаза, взял ручку и с трудом поставил свою подпись внизу бумаги с запросом на грант. Его протезированная рука помогала придерживать документ сверху.
Большая часть грантов перестала приходить после кровавых событий на Национальном демократическом съезде в прошлом июле. Этот грант на пятнадцать тысяч долларов поступил от крупного Франко-американского сообщества в Нью-Йорке. Пятнадцать тысяч долларов хватит на два часа и двадцать семь минут работы Мемориальной клиники «Блэйз ван Ренссэйлер», но даже несколько тысяч складывались в суммы, которые помогали спасать жизни джокеров.
Тахион услышал отчетливый быстрый стук ее каблуков по коридору. Дверь в его кабинет открылась, и Коди вошла внутрь; флуоресцентный свет из коридора проник сюда вместе с ней.
– Какого черта ты тут делаешь? Уже два часа ночи.
– А почему вы здесь, мадам Хирург?
– Мне надо было проверить пациентов.
– Мне тоже.
– Ради этих, – она махнула рукой на кипы документов, – бумаг не стоит так убиваться. – Она подошла к столу. – Людей мы либо лечим, либо хороним. С ними, – она схватила пачку бумаг, смяла и выбросила в мусорную корзину, – мы поступаем по-другому.
– Коди, веди себя прилично. – Тахион вытащил выброшенные бумаги.
Она присела на его стол. Во рту у Тахиона пересохло. В парк аттракционов она ходила в джинсах: сейчас же она почему-то переоделась в юбку. В такой позе часть бедра оставалась неприкрытой. Тахион это заметил.
Она заметила, что он заметил, и улыбнулась. Из-за повязки и шрама улыбка придавала ей опасный, хищнический вид. Но сексуальный, боже, какой это был сексуальный вид.
– В парке у тебя была чертовски неслабая эрекция, – обыденно сказала она. – Это заставило меня осознать, какие между нами отношения.
Нервно сглотнув, Тахион заставил себя ответить таким же обыденным тоном, каким говорила она.
– Коди, мы работаем вместе уже почти год. Честно говоря, меня удивляет собственное воздержание, и вряд ли я могу винить себя за предательство моего тела.
– Я профессионал. Солдат, врач, начальник вашего отделения хирургии.
– И женщина, – мягко напомнил он. – И ты меня хочешь.
– Отрицать это будет ложью.
Он поднял руку и положил ее на культю правого запястья.
– Ты когда-нибудь захочешь меня?
– Не знаю. Я боюсь близости с тобой.
– Почему?
– У тебя было слишком много женщин. Я не хочу стать просто очередной пометкой в твоем календаре.
– Звучит так, словно я избалован… безрассуден.
– Это так. В каком-то смысле ты просто потребитель.
– Раз у нас сегодня такой честный разговор, то тебе стоит знать, что я был с тобой очень сдержан и терпелив. Я был не против подождать…
Она соскользнула с края стола.
– Да, но я того стою, – перебила она.
– Черт возьми, женщина. Я хочу тебя!
– Какая непокорность. Если ты не закроешь дверь в свою спальню, то меня это не интересует. Если я переступлю ее порог, то должна буду оставаться там единственной женщиной.
– Чего ты от меня требуешь?
