– Хорошо, – сказал он почти сердито. – Можешь войти.
Каннингем колебался. Он был уверен, что за закрытой дверью личного кабинета его ждет злобный Кьен, яростный, жаждущий мести Кьен, готовый поразить его своими знаниями о планах, целью которых было сделать Каннингема главой «Призрачного кулака». Каннингем задумался, кто же мог сдать его Кьену, но решил, что побеспокоится об этом позже. Теперь его мысли занимало нечто более простое. Спасение.
Он мог попытаться сделать ложный шаг или же броситься напролом, повесив Новый День на кого-то другого. Может, на Лазейку. Или на Колдуна. Это будет лучшим выходом.
Он выпрямил плечи и открыл дверь в кабинет Кьена. Внутри было тихо, комнату освещала лишь тусклая лампа, стоявшая на краю стола Кьена, – единственный источник света в кабинете. Атмосфера в помещении была мрачная, даже могильная: на всех стенах висели стеклянные шкафчики с невероятно дорогими античными книгами и вещицами, относящимися к Востоку и игравшими роль погребальных предметов.
– Вы хотели видеть меня? – спросил Каннингем, входя в комнату. Он остановился, нахмурившись. – Кьен?
В тени за огромным столом тикового дерева, который освещался лишь крошечной лампой, сидел человек. Каннингем осторожно ступил вперед, а затем вдруг осознал, что «Призрачному кулаку» придется искать нового хозяина раньше, чем он мог предположить.
Кьен был мертв.
Если за столом был действительно Кьен. Каннингем медленно, недоверчиво подошел к нему, думая, не решил ли босс разыграть его. Но до первого апреля было еще далеко, и Кьен не считался любителем розыгрышей. Повалившееся тело обезглавили, но Каннингем смог узнать Кьена по половине руки, запачканной синим порошком, который рассыпался по поверхности стола. И Кьен был не единственным мертвецом в этой комнате. Сторожевой джокер, которого Кьен обычно держал в банке на столе, был приколот к поверхности машинкой для вскрывания конвертов – блестящая полировка стола была безнадежно испорчена.
Каннингем осторожно нагнулся над столом, для начала передвинув лампу, чтобы получше осмотреть тело. Стараясь не задеть голубой порошок, рассыпанный по столу и смешавшийся с целой лужей подсыхающей крови, он аккуратно протянул руку и приложил два пальца к целой руке Кьена. Тело было все еще теплым и мягким. Кончики пальцев Кьена были запачканы синим, а еще больше порошка осталось спереди на его пропитанной кровью рубашке.
– «Восторг», – сказал Каннингем самому себе, отходя от стола. Голубой порошок производили в собственных лабораториях «Призрачного кулака» Кьена. Порошок усиливал любое наслаждение, превращая еду в пищу богов, простое прикосновение в оргазм. Но у него были и неприятные побочные эффекты. В каком-то смысле, подумал Каннингем, восторжествовала ироничная справедливость, которую нечасто увидишь в нелепых сериалах, – Кьен довел себя своей собственной продукцией.
Каннингем не считал себя надменным, но в плане способов расслабления был старомоден. Он держался подальше от современных пагубных веществ, часто вполне справедливо замечая, что не собирается баловаться чем-то химическим, пока опыт других не докажет, что это вещество относительно безопасно. Он был слишком умен, чтобы стать подопытным кроликом для остальных.
Однако дело было в том, что Каннингем мог поклясться – отношение Кьена к наркотикам было еще более консервативным. Когда Кьен читал поэму «Кубла-хан, или Видение во сне»[88], он иногда забивал трубочку опиума, который с давних времен принят в китайской культуре. И это все. Он не употреблял никаких других наркотиков и не очень много пил. Для него было неожиданностью обнаружить, что Кьен – наркоман.
Или нет?
Каннингем внимательно осмотрел место убийства. Зачем Кьену убивать собственного сторожевого джокера? И если не Кьен убил несчастного ублюдка, то кто?
Человек, который забрал голову Кьена в качестве сувенира. Но зачем красть голову мертвеца? Чтобы сохранить воспоминания, которые Кьен скрывал в своем теперь погибшем разуме от Мертвой головы.
Возможно. Если это так, тогда это внутренние разборки. Об уникальной способности Мертвой головы получать доступ к воспоминаниям в мертвом мозге не распространялись за пределами «Призрачного кулака».
Каннингем вытащил машинку для вскрывания писем из груди джокера, отставил ее в сторону. На краю стола Кьена лежала небольшая коробка с изящной оберточной бумагой. На коробке был оттиск компании – «Магазин редкостей Лина» – антикварной лавки, которая принадлежала огромной торговой империи Кьена. Помимо дорогих антикварных вещиц из Азии, здесь была еще и первосортная «аптека», в которой состоятельные клиенты могли приобрести все что угодно – от марихуаны до героина. До «восторга».
Каннингем положил тело джокера в коробку. Пусть джокер и мертв, но это не значит, что его нельзя допросить. Для этого и нужен Мертвая голова.
Каннингем внимательно и не спеша осмотрел комнату. Здесь не было окон, а единственная дверь вела в вестибюль, где дежурил Уирм. Он вздохнул. Классический герметичный детектив. Жаль, он не читал Агату Кристи.
Только дверь кабинета не была заперта. Она внезапно распахнулась, и Уирм просунул голову внутрь со словами «Прос-с-ст…», но замолчал прежде, чем выговорил первое слово.
