– Но ведь тебя не судят.
– Доктор П. говорит, что судят.
– Хмм. Кто судья?
– Мэри Коноуэр. – Он наклонился, подобрал коробку и просиял. – Она вроде бы либерал, раньше была, типа, сторонником Дукакиса. Она не позволит всем этим ненавистникам тузов разгромить меня. Правда ведь?
– Я помню ее по предвыборной кампании. Прошлой осенью я сказал бы, что ты прав. Теперь… Я не так уж в этом уверен. Кажется, союзников у нас совсем мало.
– Может, поэтому доктор П. посоветовал мне «залечь на дно» вместо суда. Но я всегда считал, что быть либералом – значит верить в права людей и все такое.
– Многие из нас когда-то так считали. – Что-то в коробке привлекло взгляд Таха. Он бросился вперед, будто сокол. – Марк, нет! – крикнул он, размахивая помятым сиреневым цилиндром.
Марк держал коробку в руках, избегая смотреть ему в глаза.
– Мне нужно завязать. Перестать принимать наркотики. Преториус говорит, они устроят мне королевский втык, если я не брошу. Могут даже вызвать окружного прокурора и арестовать меня.
– Твоя Солнышко поступит так с тобой?
– Ее адвокат, да. Парня зовут Леттем. Его называют, типа, Стёрджн[59] или как-то так.
– «Синджин». Да. Он способен на это. Он способен на все. – Он поднял шляпу. – Но это?
Слезы ручьем потекли по гладким щекам Марка.
– Я сам так решил, приятель. Все мои пузырьки использованы, и больше я их намешивать не собираюсь. Слишком рискованно, и мне надо растить Спраут. Несмотря ни на что.
– Значит, Капитан Трипс…
– Завязал с этим, приятель.
– Вы когда-нибудь принимали наркотики, доктор Мэдоус?
С трудом Марк вернулся мыслями назад в зал дачи показаний. Казалось, дубовые панели давили на него, как когда-то на салемских ведьм[60]. Его внимание скользило по кругу где-то внутри его черепа.
– Э-э. Когда-то в шестидесятых, – ответил он Св. Джону Леттему. Преториус был против даже этого небольшого признания. Но этот новый Марк, появившийся из зародыша марихуаны и вышедший навстречу гнетущему окончанию столетия, подумал, что это будет слишком.
– А после этого?
– Нет.
– Как насчет табака?
Он потер глаза. Голова начинала болеть.
– Я бросил курить еще в 78-м, приятель.
– А алкоголь?
– Пью вино, иногда. Но не слишком часто.
– Вы едите шоколад?
– Да.
– Вы же биохимик. Меня удивляет, что вы не в курсе: все это – наркотики и, кстати, вызывающие привыкание.
– Я в курсе. – Очень приглушенным голосом.
– Ах, да. Что насчет аспирина? Пенициллина? Антигистаминов?
– Да. У меня аллергия, э, на пенициллин.
– Итак. Вы все еще принимаете наркотики. Даже вызывающие привыкание. Хотя только что вы это отрицали.
– Я не понимал, что вы имеете в виду.
– Какие еще наркотики из тех, использование которых вы отрицаете, вы на самом деле принимаете?
Марк взглянул на Преториуса. Адвокат пожал плечами.
– Никаких, приятель. То есть, э, никаких.
Когда они вернулись в Городок из офиса Леттема, Марк видел, что Спраут устала и стерла ноги, просто потому что она не скакала вокруг, как обычно, когда шла куда-нибудь с папой. На ней было легкое платье и сандалии, а ее светлые волосы, длинные и прямые, были завязаны в хвостик, чтобы ей не было жарко. Марк дотронулся до своего затылка, который по-прежнему казался ему оголенным на этом липко-горячем весеннем полуденном ветру, обогащенном полинуклеиновым ароматическим углекислым газом.
