Вероятно, с того самого момента, как Гектор впервые заметил его в зеркале.
Его просто водили за нос.
— Старина, ты что, язык проглотил?
Джеремия отступил на шаг назад:
— Ты не Гектор. Не подходи ко мне!
По губам псевдо-Гектора скользнула улыбка. Он больше не мог утаить правды.
— Наверное, ты прав.
— Где он? Где настоящий Гектор? — Тодтманн уже и сам догадывался, но он хотел получить подтверждение своим подозрениям.
— У твоего приятеля вместо мозгов — булыжники, — ответил двойник. — А теперь — один большой булыжник.
Боже праведный! Неужели и Гектор тоже?.. Нет, только не это!
— Ну-ну, полно. — Двойник усмехнулся и, опустив голову, принялся разглядывать свое тело. — С глаз долой, из сердца вон.
И Гектор Джордан стал распадаться.
Сначала лицо его облупилось, кожа почернела и покрылась струпьями. На щеках вылезли перья. Отслаивающаяся по бокам головы ткань преобразилась в крылья, которые начали неумолимо расти. Нос и рот вытянулись вперед и слились в одно. Из жил у него на шее выскочила пара оснащенных острыми когтями лап. К вящему ужасу Джеремии, голова его приятеля вдруг отделилась от туловища и осталась висеть в воздухе. Туловище же рухнуло, обратившись в отвратительную, лишенную скелета кучу плоти, от которой, правда, через секунду-другую не осталось и следа.
Последние человеческие черты, по которым еще можно было бы узнать в летающей голове именно голову, все больше съеживались и наконец исчезли. Взмыв на высоту в два человеческих роста, восставший из праха ворон дико расхохотался, увидев исполненные животного ужаса глаза своего врага.
— Я совсем не тот человек, которым был когда-то?
Джеремия, завороженный небывалым зрелищем, не спускал с птицы глаз. Ему следовало давно понять, что Гектора нет в живых. Ворон не мог рисковать — он должен был сделать так, чтобы вдруг не объявился настоящий Гектор. Более того, чтобы устроить такую гениальную мистификацию, крылатому демону было недостаточно иметь в своем распоряжении лишь тень Гектора. Ведь при всех странностях его лексикона псевдо-Гектор отличался удивительным сходством с оригиналом.
Сначала Каллистра, теперь еще и это. Джеремия понятия не имел, что хочет от него черная птица, зато знал, что она от него получит.
Король Серых подверг ворона
Зловещая тень задрожала. Джеремия почувствовал, что сердце вот-вот выскочит у него из груди. На сей раз монстру от него не уйти! На сей раз ворон заплатит за обе смерти!
Чудовищной силы толчок сотряс землю. Джеремия потерял равновесие и, не устояв на ногах, упал, больно ударившись спиной о мостовую. Концентрация была нарушена.
— Ты не можешь уничтожить меня, Джеремия Тодтманн! Я — это ты! Ты моя сила! Ты скорее уничтожишь луну, солнце, звезды, чем меня!
Ворон носился вокруг него с такой скоростью, что Джеремия был озабочен лишь одним — как защитить лицо. Он едва успел вскинуть руки, чтобы не дать длинным, как ножи, когтям вцепиться ему в глаза, и только сдавленно простонал, когда они рассекли ему кожу на тыльной стороне ладоней. Ворон снова бросился к нему, но на этот раз остановился на полдороге.
Джеремия опустил окровавленные руки. Боли он не чувствовал. Он понимал, что дьявольская птица просто хочет показать ему, на что она способна.
— Чего ты хочешь от меня?
— Всего.
— Но зачем?
— В самом деле, зачем? — Ворон отлетел в сторону и сел на уличный указатель. С минуту он сосредоточенно чистил клювом перья, затем обратил к своей жертве один кроваво-красный глаз. — Чтобы мечтать о несбыточном, конечно. Чтобы черпать жизнь до дна. Чтобы смело вторгаться туда, куда до сих пор не ступал ни один Серый! Чтобы иметь возможность посещать этот островок под названием Земля не только транзитом.
— Так ты хочешь попасть в реальный мир?
— Я хочу принадлежать к истинному миру!
Принадлежать к истинному миру. Джеремия попробовал представить ворона как часть земного мира. Картина выходила жутковатая. Едва ли ворон удовольствуется тем, что будет просто существовать среди людей. Нельзя допустить, чтобы он переступил границу. Но единственным барьером, отделявшим ворона от его цели, был Джеремия, а он чувствовал себя совершенно бессильным перед этим демоном.
И вопреки всему, вопреки полной безнадежности, он сказал:
— Я не могу тебе этого позволить.
