– Вот и я так думал, – сказал колесник. – Никто не пойдет.
– Ключ – малое сельцо. Стоило бы вам поузнавать в Пороге да в Качане.
– Так узнавал. Говорил же вам, как дела обстоят. Без воинов из Майены люди и шагу не сделают. Некоторые так говорят: что нам эти все, враны, боболаки[13], их мы на вилы в три счета возьмем, но что делать, когда на нас кощей пойдет? В лес бежать. А дома, добро? На спину не закинем. А с кощеем мы не справимся, это вы знаете.
– Откуда мне знать?! Видел его кто?! – крикнул кузнец. – Может, и нет вообще никакого кощея? А просто запугать вас, кметов, до усрачки хотят? Видел его кто?
– Не болтайте, Микула, почем зря, – Радим склонил голову. – Сами знаете: с купцами в охране не абы какие забияки ходили, железом обвешанные, истинные душегубы. А хоть кто-то вернулся с перевала? Ни один. Нет, Микула. Ждать надо, говорю ж вам. Даст комес из Майены помощи, тогда и дело по- другому обернется.
Микула отложил молот, снова сунул прут в угли.
– Не придет войско из Майены, – сказал он мрачно. – Бьются там господа один с другим. Майена с Разваном.
– За что?
– Да поди пойми, за что и для чего вельможные бьются?! Как по мне, так от скуки, дурни они распоследние! – крикнул кузнец. – Видали, каков он, комес-то! За что только ему, гаду, мы дань платим?
Он вырвал прут из углей, аж искры посыпались, крутанул им в воздухе. Чоп отскочил. Микула схватил молот, ударил раз, другой, третий.
– Как комес парня моего погнал, я его в Круг тамошний послал, подмоги просить. К друидам.
– К колдунам? – спросил колесник с недоверием. – Микула?
– К ним. Но парень еще не вернулся.
Радим покачал головой, встал, подтянул штаны.
– Не знаю, Микула, не знаю. Не для моей то головы. Но все равно то же выходит. Ждать надо. Кончите работу, сразу в путь, надобно мне…
Перед кузней, во дворе, заржал конь.
Кузнец замер с молотом, вскинутым над наковальней. Колесник застучал зубами, побледнел. Микула заметил, как трясутся его руки, машинально вытер их об кожаный фартук. Не помогло. Он сглотнул и двинулся к выходу, где отчетливо видны были фигуры всадников. Радим и Чоп пошли за ним, шаг в шаг, сзади. Выходя, кузнец прислонил прут к столпу у дверей.
Он видел шестерых, все верхом, в стеганках, обшитых железными пластинами, в кольчугах, кожаных шлемах со стальными наносниками, что входили прямой железной полосой прямо между огромными, рубиново-красными глазами, занимавшими половину лица. Сидели они на лошадях неподвижно, словно небрежно. Микула, перебегая взглядом от одного к другому, видел их оружие – короткие сулицы с широким острием. Мечи со странно кованной гардой. Бердыши. Крючковатые гвизармы.
Прямо у входа в кузницу стояли двое. Высокий вран на сивке под зеленой попоной, со знаком солнца на шлеме. И второй…
– Мамочки… – прошептал Чоп за спиной у кузнеца. И всхлипнул.
Второй всадник был человеком. Был на нем вранский темно-зеленый плащ, но из-под клювастого шлема смотрели на них бледные, голубые – не красные – глаза. И в глазах тех скрывалось столько холодной, равнодушной жестокости, что Микулу прошил ужасный страх, ввинчивающийся холодом в кишки, обморочный, стекающий мурашками к ягодицам. Все еще было тихо. Кузнец слышал жужжание мух, которые роились над кучей навоза под тыном.
Человек в клювастом шлеме заговорил первым.
– Кто из вас – кузнец?
Вопрос был бессмысленным: кожаный фартук и фигура Микулы выдавали его с первого взгляда. Кузнец молчал. Заметил короткий жест, который холодноглазый послал одному из вранов. Вран склонился в седле и наотмашь махнул гвизармой, которую держал за середину древка. Микула сжался, непроизвольно втянув голову в плечи. Но удар не был предназначен ему. Оружие ударило Чопа в шею и рубануло наискось, глубоко, через щеку и хребет. Парень грохнулся спиной о стену кузницы, зацепился о столп около дверей и свалился на землю у самого входа.
– Я спросил, – напомнил человек в клювастом шлеме, не сводя с Микулы глаз. Рука в рукавице касалась топора, свисавшего с седла. Двое вранов, стоя поодаль, высекали огонь, зажигали смолистые лучины, раздавали прочим. Спокойно, неспешно, шагом окружали кузницу, прикладывали огонь к стрехе.
Радим не выдержал. Закрыл лицо ладонями, зарыдал и бросился вперед, между двумя лошадьми. Когда поравнялся с высоким враном, тот с размаху воткнул ему сулицу в живот. Колесник завыл, упал, дважды поджал и выпрямил ноги. Замер.
– Ну и что, Микула или как там тебя, – сказал бледноглазый. – Остался ты один. И зачем тебе все это было нужно? Людей бунтовать, за помощью куда-то там посылать? Думал, мы не узнаем? Ты дурак. Есть по селам и такие, что донесут, только бы нам понравиться.
Стреха на кузнице трещала, стонала, взрывалась грязным желтоватым дымом, наконец грохнула, рыкнула огнем, сыпанула искрами, икнула мощным
