словно они были знакомы, словно она знала его очень хорошо. Вот только он ее не знал…
Не знал или не помнил? От этой яркой и четкой мысли в голове что-то взорвалось, и боль горячей лавой потекла от макушки к затылку, выжигая все чувства, кроме одного. Он хотел вспомнить! И эта незнакомая девушка тоже хотела, чтобы он ее вспомнил. Вспомнил и помог, подписал какие-то бумаги, забрал… она сказала – из дурдома! Сказала злым, почти срывающимся на крик шепотом. И Волков не усомнился, что она не врет. Дурдом – очень подходящая декорация для происходящего с ним и с этой девушкой. Она называла себя Ариной…
Сон вторгся в явь непрошеным гостем. Кто-то невидимый щедрой рукой сыпанул на его рабочий стол горсть соли, а потом торопливо вывел: «Волков, ты мне нужен! Арина». Запахло вишневым дымом и незнакомыми цветами, а тени на стене, до этого бестолково-хаотичные, вдруг превратились в одну – грациозную, широколапую, с кисточками на треугольных ушах. Он видел это краем глаза и знал: стоит только обернуться – тень исчезнет точно так же, как исчезла из его жизни девушка по имени Арина.
Она закончила разговор первой, оборвала его на полуслове, словно чего-то испугалась. Остроухая тень припала на передние лапы, готовясь к защите, и растаяла, словно ее и не было. Волков еще долго смотрел на замолчавший мобильный. В себя его привела ноющая боль в сердце и тоска, навалившаяся на плечи косматой медвежьей шубой. Он прихватил пачку сигарет, подошел к распахнутому настежь окну и закурил. Дым пах вишней и рисовал картинки в дрожащем от зноя воздухе. Нет, не картинки – имя. Женское имя, которое Волков знал, а потом вдруг забыл.
Это было по-детски, это казалось иррациональным, но Волков потянулся за ручкой и торопливо, царапая кожу, вывел на предплечье «Арина». Чтобы не забыть еще раз. А потом, зажав сигарету в зубах, записал на листе бумаги весь их странный разговор, каждое сказанное им и ею слово. Больше он не доверял своей уникальной памяти – не в вопросах, касающихся девушки по имена Арина. Рядом он со всей тщательностью записал входящий номер. Номер был реальным, и с ним можно работать. Девушка Арина просила не перезванивать, и это могло означать только одно: телефон она взяла без спросу, и хозяин мобильника не должен об этом ничего знать. Плохо, потому что если кому-то для того, чтобы сделать телефонный звонок, приходится идти на воровство, а потом испуганно шептать в трубку и обрывать разговор на полуслове, то, значит, этот «кто-то» в беде. Чаще всего такое бывает с похищенными или с заложниками. А еще она знала номер его мобильного и попросила у него помощи, как у самого близкого. Сигарета догорела, Волков закурил новую и снова потянулся за телефоном.
Номер пробили быстро. Он принадлежал Терентьеву Георгию Олеговичу, тысяча девятьсот семьдесят четвертого года рождения, судимому и отсидевшему пять лет за изнасилование. Да, девушка Арина сильно рисковала, воспользовавшись телефоном такого типа.
Дальше было интереснее. Терентьев работал санитаром в частной психиатрической клинике с милым названием «Дубки», а девушка Арина просила забрать ее из дурдома, и это была не фигура речи, а беспощадная реальность. Ему звонила барышня, которая была сумасшедшей или которую пытались представить сумасшедшей. С этим все более или менее понятно. Непонятно другое: почему она считала Волкова причастным к своему нынешнему положению? А она считала, коль просила подписать какие-то документы! И кое-что он мог узнать прямо сейчас, например, прощупать Терентьева. Адрес его имеется, записан на бумажке сразу под номером телефона. Еще можно пробить по базе всех пропавших женщин с именем Арина. Имя не слишком распространенное. Вдруг ему повезет?
И ему повезло! Вот только удача пришла с другой стороны. Зазвонил мобильный, не тот, что для своих, а тот, что для широкой общественности. Незнакомый мужчина, если судить по голосу, уже немолодой, представился Николаем Семеновичем и, деликатно кашлянув, сказал, что он дико извиняется, но время аренды вот-вот закончится, дом уже почти год стоит пустой, а у него есть на примете прекрасные квартиранты, порядочные и чистоплотные, готовые платить наперед. Ничего не понимающий Волков на фразе «почти год» сделал стойку. Похоже, удача ему улыбнулась. Он очень хотел, чтобы улыбнулась. Бог знает, что подумал про него милейший Николай Семенович, когда Волков начал выяснять, что за дом и где тот находится. Наверное, решил, что собеседник повредился умом, но на все вопросы отвечал четко и деловито, а в конце спросил: «Так как насчет квартирантов?» Волков пообещал подумать и нажал на «отбой».
До дома, о существовании которого Волков не подозревал и который являлся его собственностью, добираться пришлось три часа. Электричкой вышло бы быстрее, но Волков не хотел оставаться без машины, после он планировал навестить санитара Терентьева.
Одичавший вишневый сад из своего сна он узнал сразу, как только заглушил мотор. Дом прятался за старыми деревьями, но Волков не сомневался, каким он будет. Небольшой, выкрашенный в белый цвет, с выложенной на фронтоне датой постройки. Где-то поблизости раздался гудок локомотива, и чувство дежавю усилилось. По заросшей садовой дорожке Волков не шел, а бежал, пусть и знал, что в доме его никто не ждет. Входная дверь была закрыта, и Волков достал из кармана ключ, который прихватил по пути, заехав к Николаю Семеновичу. Благолепного вида дяденька с жесткой щетиной усов и блестящей лысиной оказался посредником между Волковым и съехавшей девять месяцев назад в неизвестном направлении жилицей по имени Арина Рысенко. Помимо ключа, он предоставил Волкову ксерокопию паспорта и документы на аренду, а потом снова робко поинтересовался возможностью сдачи дома в аренду. Волков снова вежливо пообещал подумать.
Дом тоже был таким, как во сне, разве что пахло в нем не свежесваренным кофе и вишневым дымом, а пылью и запустением. Первым делом Волков прошел в кухню, изучил посеченный чем-то острым стол, поднял с пола высохший трупик какого-то цветка. Цветок тоже был знакомый, из сна. Под ногами похрустывали крупинки просыпанной и не до конца выметенной соли, виднелись следы чего-то черного, кажется, золы. Золой оказалась испачкана и изуродованная столешница, словно кто-то пытался рисовать на ней углем. Из пустого мусорного ведра Волков достал черепок пузатой глиняной чашки с
