когда ты сам попросишь о смерти! – щелкает пальцем и, словно сухую травинку, ломает мне ребро.
С удовольствием щурится, изучая мое искаженное болью лицо:
– В России было около сотни крупнейших госпредприятий – я справился с ними года за полтора. А в твоем теле две сотни костей. Думаешь, будет быстрее? – он наклоняет свою пасть ближе к моему уху и вкрадчиво шепчет: – Обещаю, для тебя это продлится вечность!
Хрустит под его пальцами еще пара моих ребер – при каждом вдохе будто огонь полыхает внутри. А он жадно всматривается в мои глаза:
– Думаешь, это я сделал больно? Нет, ты сам! Как все, кто идет вопреки законам рынка.
Рыжий смеется:
– Знаешь главный закон? Ты – дерьмо, как все. Так устроен мир-р-р! Но ты слишком гордый, чтоб это признать! И потому будешь умирать долго… Очень долго!
Он встряхивает меня, словно куклу. В глазах темнеет. Я мечтаю провалиться в забытье. Но не выходит. Вкрадчивый голос продолжает звучать даже во тьме, долетая через звон в ушах:
– Скажи код, и все кончится… Боль кончится, слышишь ты, тупой совок?!
Темные шестеренки проворачивают тело. Швыряют меня в темный водоворот. Но я опять из него выныриваю. И сил еще хватает, чтоб прошептать:
– Танцуй, упырь… Пока не сядет батарейка!
– Это только начало, совок. Сейчас ты узнаешь настоящую бо-о-оль! – последнее слово переходит в звериное завывание. И я падаю… кажется, что падаю целую вечность.
Но вдруг приземляюсь на траву.
Морщась от сломанных ребер, озираюсь по сторонам. И совсем рядом замечаю огромную, скорченную на землю фигуру.
Рыжего трясет, как в лихорадке. А из-под ошейника, словно светлый ореол, сжимающий его глотку, выбиваются плотные снопы голубоватых искр. Рыжие волосы дыбом встают на его загривке. Красная пена пробивается между клыками.
Я поворачиваю голову.
И встречаюсь глазами с Ромкой. Бледный, как полотно, он сидит у кабины, тяжело привалившись к колесу «Газели». А его пальцы, наверное, из последних сил, давят на две кнопки – красную и синюю.
Третий, последний брелок! Я думал, что он остался у Кида.
Стиснув зубы, поднимаюсь с земли.
– Ромка, ты молодец… Я сейчас!
Раскачиваясь, как пьяный, успеваю сделать один шаг к кабине. И застываю, будто примороженный.
Потому что еще одна фигура возникает из-за ближайших кустов.
Карен Седой – живой и невредимый. Благополучно слинявший при первом же шухере и дождавшийся своего часа.
Он без труда вырывает брелок из ослабевших пальцев Ромки. И приставляет пистолет к его голове:
– Ну что, Тень, теперь нам не помешают. Можем продолжить переговоры!
– Не трогай парня!
Он насмешливо щурится:
– Извини, но этой мой козырь.
Какое-то шевеление сбоку. Карен скалится, левой рукой вдавливая кнопку на брелоке. И рыжий упырь опять затихает.
Качаю головой:
– Предупреждал вас. Не надо было открывать фургон.
– А я не в обиде, – смеется бандит, – но согласись, теперь у нас иной расклад. Я хочу знать код!
– На фига?
– Все просто. Хочу свой миллион.
– На фига? – глухо повторяю, облизывая губы. И делаю шаг ближе к кабине.
– Стой, где стоишь! – хмурится Карен. – Я старый человек, у меня слабые нервы. А у этого «вальтера» очень легкий спуск…
– Думаешь, сорвал куш? – киваю в сторону растерзанного тела Шето Приморского. – Он тоже верил, что разбогатеет.
– Шето – наглый дурак. А мы сейчас играем по моим правилам. Они простые. Говоришь код, и я отпускаю парня. Отпускаю вас обоих! Молчишь или говоришь неверный код – парень умирает. А я продолжаю задавать вопрос, – на физиономии Седого опять расползается ухмылка. – В магазине пятнадцать патронов – хватит для вдумчивой беседы!
Я качаю головой:
– Хватит, чтоб застрелиться. Думаешь, тебе действительно заплатят? Скорее, по-тихому прикончат… Знаешь, кто это? Сколковский упырь, один из
