сопротивляться альтерам – их вообще мало чем можно взять, – но все-таки поднятый мной ветер заставил его уклониться в сторону. Думаю, любой человек на его месте отлетел бы на добрую сотню ярдов назад. В конечном итоге при помощи альтера и меча мне каким-то чудом удалось его одолеть. Но я и сам уже был не способен сдвинуться с места; к тому же он придавил мне лапой ногу. Сбросить ее я не смог, и быстро перестал ее чувствовать. Да и вообще вскоре отключился.
Ирвин замолчал. Блуждающий взгляд остановился и, так и не сфокусировавшись, устремился в одну точку, где-то между окном и потолком.
– А дальше? – спросила я, подойдя поближе.
Ирвин прищурил глаза, делая над собой усилие, чтобы вернуться из мира воспоминаний к реальности. Я села рядом с ним на подлокотник кресла. Он накрыл мою ладонь своей рукой.
– Так и не знаю, сколько времени я провалялся в беспамятстве, – хрипло продолжил он. – Знаю только, что, когда очнулся, было темно. Я страшно замерз и безумно хотел пить. Выбраться снова не выходило. Я приготовился распрощаться с жизнью. Но геройская смерть как-то резко перестала казаться такой уж красивой, – криво ухмыльнулся он. – Не знаю, может, потому, что я вдруг понял, насколько не хочу умирать. А может, потому, что от тела дракона исходила страшная вонь. Мысль о том, что это – последнее, что я буду чувствовать в жизни, не грела совсем. Словом, не знаю, что тут сработало, но я все-таки сделал над собой усилие, вызвал ветер, напрягся, как только мог, и вытащил ногу из-под лапы. Потом пополз. Встать на ноги шансов не было. Каждый ярд давался с огромным трудом. Зато меня стал меньше мучить холод. Еще два или три раза я терял сознание. Приходил в себя и снова полз… А утром меня нашли. Думали, что не выживу. По-моему, даже и возиться не слишком хотели. Но все-таки определили в какой-то лазарет. Там я провалялся, должно быть, месяц, но на поправку все-таки пошел.
Замолчав, Ирвин принялся постукивать пальцами по дереву подлокотника.
– Понятно, почему ты так не любишь, когда во дворце упоминают твою победу над драконом, – проговорила я.
Ирвин сдержанно усмехнулся.
– Не люблю? – повторил он. – Это слабо сказано. Поубивал бы этих идиотов, особенно некоторых, кого хлебом не корми, дай только послушать истории о героических походах…
– Вроде того баронета, от которого ты прятался в тот день в купальне? – улыбнулась я.
Ирвин рассмеялся и с громким вздохом качнул головой.
– Этот превзошел всех остальных. По-моему, он хотел набиться ко мне не то в оруженосцы, не то в боевые товарищи… даже не знаю. И главное, послать его куда полагается в таких случаях нельзя. Чревато политическим скандалом.
– Ирвин… А что с той девушкой? – вспомнила я. – Той, которая вдохновила тебя на подвиги?
Лицо Ирвина мгновенно приняло нарочито безразличное выражение.
– Вышла замуж за кого-то. Не знаю подробностей, – ответил он.
– Вы расстались?
– Расстались, – рассеянно кивнул Ирвин. – Точнее сказать, она ушла.
– Что, после того, как ты попал в лазарет?
– Позднее. В лазарете она меня еще навещала. Да и потом у нас были отношения, но недолго. Ее смутило это. – Он небрежно указал рукой туда, где под рубашкой скрывались старые шрамы. – Она пыталась смириться – это ее собственные слова, – но не смогла. В ее представлении об идеале мужчина с обнаженным торсом должен выглядеть более привлекательно.
Я сглотнула. В сущности, девочку можно понять. Она, наверное, была совсем молоденькая. А раны Ирвина действительно выглядят довольно пугающе. Любить погибшего героя, наверное, было бы проще. Вполне вероятно, что она даже продолжала бы его любить всю жизнь. А вот столкновения с такой прозой жизни, как уродующий тело след от битвы, юношеская романтичность не выдержала… Понять можно. Простить – навряд ли. Особенно если именно ради той девушки он и отправился в сражение.
Что тут было сказать? Неодобрительно покачать головой, восклицая: «Да как она могла?!» Но к чему? Мужчины не любят, когда их женщины уничижительно отзываются о своих предшественницах. И в общем-то правильно делают, что не любят.
Соскользнув с ручки кресла, я опустилась на колени. Вытянув руки, во второй раз за это утро расстегнула пуговицы рубашки Ирвина. Он хмурился, не понимая, зачем я это делаю, но препятствовать мне не стал. Распахнув рубашку, я приблизилась к телу Ирвина и коснулась губами кожи живота – там, где она была изранена когтями дракона. Потянулась чуть выше и поцеловала его в районе солнечного сплетения.
С шумом выдохнув воздух, Ирвин наклонился ко мне, погладил по щеке и, взяв за подбородок, горячо поцеловал в губы. Потом подхватил меня на руки. До кровати было недалеко.
Отдышавшись и повернувшись к Ирвину лицом, я сжала его плечо.
– Послушай! – До меня с опозданием дошло то, что следовало бы понять уже давно. – То есть позавчера вечером ты сбежал от меня только из-за этого?!
Я осторожно коснулась его груди.
