палец. А не швыряется им, рискуя оставить ее без глаза.
– Ну ты ведь не готова предоставить для такой цели свой палец, это мы уже проходили, буквально в соседней комнате, – напомнил Ирвин.
– Надо же, запомнил! – не то подивилась, не то упрекнула я.
– Еще бы!
– Так это когда было!
Ирвин склонил голову набок.
– А что, с тех пор что-то изменилось?
– Да практически все! – уверенно заявила я.
– Докажи.
Он со значением скосил глаза на кольцо. Ну уж нет.
– Значит, так. – Мой тон стал требовательным. Я решительно скинула одеяло и села на кровати, поджав ноги. Что там на мне надето? Ночная рубашка? Ну и ладно. – Ты немедленно, сию же секунду отрываешь свою задницу от стула, говоришь какие-нибудь красивые слова и сам надеваешь это кольцо мне на палец!
Ирвин тихо застонал.
– А что, обязательно надо вставать? – взмолился он. – Почему нельзя произнести красивые слова, сидя задницей на мягком стуле?
– Нельзя.
Я была непреклонна.
Шумно, напоказ вздохнув, Ирвин все-таки поднялся на ноги.
– Ладно. Клавесин, – сказал он.
Я уставилась на него непонимающе и одновременно выжидательно. Объяснений не последовало.
– И что это было? – прищурилась я.
– Ты же просила произнести красивые слова. По-моему, слово «клавесин» звучит красиво.
– Ирвин, – прорычала сквозь зубы я, – не испытывай мое терпение! Либо делаешь все как положено у людей, либо забирай свое кольцо и носи его сам!
Не скрою, в этот момент я блефовала. Уж больно красивое было кольцо, расставаться с ним не хотелось. Да и жених, положа руку на сердце, тоже ничего так. Так бы в постель и затащила. Но должны же быть какие-то границы!
– Так. Подвинься, – велел Ирвин.
Ну это уже слишком. Так нагло распоряжаться… в собственной спальне!
Не дожидаясь, пока я послушаюсь, он попросту передвинул меня к центру кровати, а сам улегся с краю и заложил руки за голову.
– Ты говорила, чтобы я оторвал задницу от стула, – заметил он, предупреждая мою возмущенную реплику. – О кровати речи не шло.
Расширив глаза, я два раза открыла и закрыла рот, не находя слов.
– Скажи-ка, Стелла, тебе никогда не доводилось перекидываться в карася? – поинтересовался Ирвин.
Я набрала в грудь побольше воздуху, чтобы уж теперь-то высказать этому наглецу все, что я о нем думаю.
– Стелла, – неожиданно мягко произнес он. Заготовленный для перепалки воздух как-то сам собой выдохнулся. – Расслабься. Просто ляг.
Я отчего-то послушалась. Ирвин склонился надо мной.
– Из-за тебя я отрекся от всех уроков, которым научила меня жизнь. Отступил от всех правил, которые нерушимо соблюдал многие годы. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Хочу, чтобы ты забрасывала меня язвительными фразами и заявляла, что у нас все не как у людей. И уж конечно хочу иметь возможность без ограничения вторгаться к тебе в купальню. Какие еще слова тебе нужны?
Последний вопрос был задан весьма своеобразным тоном, я бы сказала, иронично-жалобным.
– Больше никакие, – признала я. – Про купальню даже было лишнее.
– Стало быть, ты удовлетворена? – понадеялся на лучшее Ирвин.
Оптимист.
– То есть как это «удовлетворена»? А кольцо?!
– Вот же оно! Уже у тебя! – заметил Ирвин, указывая на кольцо, которое я действительно держала в руках.
– А надевать его мне на палец кто будет? – полюбопытствовала я.
Ирвин возвел глаза к потолку и застонал.
– А сама что, не можешь? – тоскливо спросил он.
Я энергично мотнула головой.
– Послушай, пожалей мои мышцы! – воззвал к женской совести Ирвин. – Это же надо напрягать пальцы! Целых три! Я уже молчу про мизинец!
