домочадцев. Но зачем это делает, упорно не говорит. Он вообще разговаривал со мной крайне неохотно, и то исключительно потому, что я его вынудила. – Уж не оправдывалась ли я в этот момент за свое поведение? Я поспешила отогнать эту мысль. – И все-таки он сказал две интересные вещи. Во-первых, он категорически утверждает, что не способствовал падению Йоланды с лестницы. Дескать, к тем случаям он не имеет никакого отношения. Во-вторых, он велел мне передать, чтобы его дети срочно уезжали из дома. Причем, как я поняла, насовсем.
– Его детям? – переспросил Эстли.
– Главным образом Йоланде, – ответила я. – Сыну с внуком тоже, но как-то менее настойчиво. А вот Йоланда, если судить по его словам, должна уехать из особняка как можно скорее, и чем дальше, тем лучше.
Эстли задумчиво постучал пальцами по колену.
– Вариантов получается два, – принялась рассуждать я, следя за реакцией собеседника. Не увидела с его стороны недовольства этим фактом и продолжила: – Либо барон пытается о чем-то предупредить своих детей. Для этого и затеял все эти ночные запугивания. Хотел, чтобы они почувствовали неладное или как минимум уехали, не выдержав постоянного стресса. Либо их присутствие в доме просто мешает каким-то планам. Его собственным или кого-то, кому он помогает. Но первый вариант представляется мне гораздо более вероятным.
– Согласен, я тоже склоняюсь к первому варианту, – подтвердил Эстли.
Я коротко кивнула.
– Тем более что призрак действительно не способен толкнуть человека в спину.
– Вы в этом уверены? – с интересом спросил он.
– Абсолютно.
– Стало быть, примем за рабочую гипотезу, что кто-то абсолютно материальный пытался убить девушку, по всей видимости, дважды, а призрак барона стремится предупредить ее об опасности. – Эстли встал со стула и неспешно прошелся по комнате, заложив руки за спину. – Но если так, почему он не рассказал вам обо всем более подробно? Ведь это – самый простой способ спасти свою дочь.
– Да, это действительно было бы куда более логично, – согласилась я. – Если только у него нет веских причин выгораживать убийцу.
– У вас есть версия. – Это было утверждение, а не вопрос. – Вы знаете, кто пытался убить Йоланду?
– Предполагаю, – поправила я.
– Выкладывайте.
Он снова сел, закинул ногу на ногу и приготовился слушать.
Что ж, я не видела причин скрывать свои умозаключения.
– Принцип «Ищи, кому это выгодно» никто не отменял, – пожала плечами я. – А смерть Йоланды выгодна только одному человеку. После смерти отца основная часть наследства достается старшему ребенку. Следовательно, Александру перепала лишь незначительная денежная сумма. Зато в случае гибели Йоланды он как младший брат получит все. Титул, особняк, земли и тот доход, который они приносят. Вполне распространенная причина для убийства.
– Вы полагаете, что покушения были совершены ради денег? – склонил голову набок Эстли.
– В абсолютном большинстве случаев за преступлениями стоит именно материальная выгода, – высказала свою точку зрения я. – Можно, конечно, предположить, что какая-нибудь женщина приревновала к Йоланде своего мужа и хочет разделаться с соперницей. Можно также предположить, что Йоланда шантажирует какого-то человека и он пытается избавиться от угрозы радикальным способом. Но все это не более чем домыслы. К тому же то, что я успела узнать о Йоланде, делает оба этих варианта чрезвычайно маловероятными. Тогда как в случае с братом мотив лежит на поверхности. Ведь это так удобно – свалить всю вину на привидение. Девушка испугалась, выскочила из комнаты, упала с лестницы. Потусторонние силы плюс прискорбное стечение обстоятельств. Есть и еще один момент. Вы знаете о том, что средний сын барона обвинялся в свое время в поклонении Орэнду? Впрочем, конечно, вам это известно. – Эстли согласно кивнул, приподняв бровь в знак удивления, что я столь быстро успела выведать такие подробности о семействе. – Скажу откровенно, мне никогда не приходилось встречаться с этими людьми. Однако я слышала, что на такую стезю их приводят вовсе не религиозные убеждения. Скорее речь идет о людях, патологически склонных к жестокости. Культ Орэнда просто дает им возможность проявить эту склонность, делая ее в своем роде легитимной.
– Мне тоже известна такая версия, – подтвердил Эстли, – и, полагаю, она недалека от истины. Однако при чем тут средний сын барона?
– При том, что патологическая склонность к жестокости зачастую бывает качеством врожденным, – объяснила я. – И, следовательно, если она передалась одному брату, вполне могла передаться и другому. Просто он оказался умнее первого и не стал подвергать себя опасности, предаваясь запретному культу. И позволил себе действовать лишь тогда, когда у него появилась настоящая цель. И, наконец, если преступник – Александр, это объясняет неразговорчивость барона. Да, он хочет спасти свою дочь, но сын, несмотря ни на что, ему тоже дорог.
– Тут вы правы, – все это действительно звучит логично, – согласился Эстли. – Я бы сказал вам «Браво!», но в вашей теории есть одна неувязка, хотя вы о ней знать и не могли.
– Какая же? – с любопытством спросила я.
– Все дело в том, что именно Александр Грондеж пригласил меня сюда и попросил выяснить, кто и по какой причине покушается на его сестру, –
