– Ах, Глаукс! Это всего лишь старое перо. Наверное, наступил сезон линьки, хотя кто знает, ведь все в этом мире так перепуталось!
Свистун по-прежнему нес стражу с Банджей. Мхайри и Дэрли спали вместе со своим братиком, уютно пристроившимся между ними, а большие орлы уселись на гребне вдали, как на огромном насесте. Фаолан походил кругами около углубления, в котором они с Эдме вырыли «снежный уют». Сейчас она спала вместе с Мирром и Моди, потому что Банджа стояла на страже.
Грудь Эдме ритмично вздымалась и опадала. Обычно она спала единственным глазом вверх, но сегодня ночью перевернулась и выставила другую сторону морды с отсутствующим глазом. Шрамы, пересекавшие ее голову, служили свидетельством ужасного зверства, совершенного предводителем клана МакХитов. Эдме родилась здоровым щенком, но ее специально изуродовали, чтобы она стала глодателем и представителем клана МакХитов в Кольце Священных Вулканов. Мех на шрамах так и не отрос, поэтому они сохраняли розоватый оттенок цвет и походили на недавние. Впрочем, Фаолан не видел в Эдме никакого уродства. Для него она была само совершенство. Кость, которую Эдме постоянно несла в зубах и на которой были вырезаны таинственные знаки, пробуждала в его костном мозге непонятные и необъяснимые чувства. Но сейчас он об этом не беспокоился. Он взял перо Гвиннет и попытался представить, как бы оно выглядело, если бы украшало загривок Эдме. Эдме была прекрасной и так, сама по себе, без всяких украшений. Поэтому он просто положил перо рядом с костью, чтобы она увидела его, когда проснется.
Глава восьмая
Мысли Эдме
Эдме проснулась без особой причины. До рассвета оставалось еще несколько часов, но время ее стражи еще не настало. Рядом с собой она слышала дыхание Фаолана. На Ледяном мосту никогда не бывало совсем темно; бледный свет луны отражался от льда и окутывал все вокруг призрачным сиянием, которое было заметно даже в вырытом ими снежном логове. Просто удивительно, как замечательно отражают свет снег и лед! Казалось, серебристый мех Фаолана светится сам по себе. Как будто сияет изнутри каждый волосок его шкуры, тихонько шевелясь в такт мерному дыханию спящего волка.
Рядом с костью Эдме заметила длинное перо. Бурое, с темными крапинками. Понятно, что это перо Гвиннет, иначе откуда бы здесь взяться совиному перу? По всей видимости, Гвиннет линяет, а Фаолан подобрал перо и принес его сюда, намеренно положив рядом с ней. Упавшие перья просто так, сами по себе, в норы не залетают. Но зачем он его принес? Что это, своего рода подарок или какой-то знак? Возможно, Фаолан хочет сказать, что он знает об ухудшающемся зрении Гвиннет? До этого они долго сидели вместе на краю Ледяного моста и рассматривали новое созвездие – созвездие Нарвала. Перо больше походит на знак – но какой? Знак того, что он готов разделить тяжелый груз истины, или знак утешения? Возможно, он вообще не имеет ничего общего с Гвиннет, хотя это и было ее перо. Но зачем он положил его таким образом, чтобы оно касалось кости?
Эдме посмотрела на Фаолана. В мягком лунном освещении он казался почти бесплотным. «Я вижу что-то глубокое внутри него. Что-то дремлющее. Что это, древний сон? Почему меня это так привлекает, почему я ощущаю в нем что-то свое… родное? Родственную душу? Какие древние мелодии отзываются эхом в его костном мозге? Иногда мне кажется, что я слышу гармоничные звуки музыки. Но что это за музыка?»
Вскоре ее вновь полностью охватили те знакомые и смущающие чувства, которые преследовали ее с тех пор, как Фаолан нашел изогнутую бедренную кость и они отправились в странствие к Синей Дали.
Эдме тихонько встала и взяла кость зубами. На ней четко отпечатался запах пера, хотя перо касалось кости всего лишь кончиком. Она провела языком по древним знакам и закрыла единственный глаз. Как это уже бывало неоднократно, внутри нее словно пробудился другой, невидимый глаз. «Ты мне нужен», – обратилась она к этому своему глубинному глазу. Когда-то ее старая тайга Моргунья, у которой тоже был один глаз, призналась, что часто обращается за помощью к своему отсутствующему глазу. Моргунья называла его глазом-духом и советовала обращаться с ним как можно нежнее, как обращаются с маленьким щенком. По его словам, этот внутренний глаз нужно было воспитывать, чтобы он научился видеть все четче. Моргунья искренне верила, что именно ее внутренний глаз привел ее к клану МакДонегалов, когда ее малькадом оставили на верную смерть. Что там тайга Моргунья говорила в одно из последних их свиданий с Эдме? «Будь всегда начеку, не теряй бдительности и знай, что у тебя есть не только один внешний глаз, дорогая моя». Эдме еще крепче зажмурила свой внешний глаз, сосредоточившись на внутреннем.
При этом она не переставала облизывать едва заметные знаки на древней кости. Древний волчий язык уже не казался ей таким уж странным и чужим. Раньше она думала, что говорить на нем умеет один лишь Фаолан, но теперь вдруг вспомнила звуки еще одного голоса, очень старого. Неужели это был ее собственный голос? Она удивлялась, откуда Фаолан знает все эти чудные древние выражения, но теперь они не казались ей чудными. Необычные сочетания звуков обретали смысл и постепенно, по кусочкам, складывались во фразы, затаившиеся где-то на краю сознания. Заднюю ногу снова пронзила боль, несмотря на то что она продолжала сжимать в зубах старинную кость. Обычно, когда она сжимала эту кость, боль проходила. Но на этот раз ничего не помогало и только становилось хуже, хотя Эдме чуяла, что лучше ей не расставаться с этой костью. Она изо всех сил сдерживалась и старалась не заплакать, хотя из единственного глаза уже потекли слезы. На ум ей снова пришли слова Моргуньи. «Будь всегда начеку, не теряй бдительности и знай, что у тебя есть не только один внешний глаз».
«Я начеку, я знаю, что у меня не один глаз», – повторяла она себе, отвлекаясь от боли. Из наружного глаза продолжали течь слезы, но она уже не обращала на них внимания, потому что ее внутренний глаз раскрывался все шире и шире. Над собой она заметила очертания какого-то большого животного. Это был огромный серебристый волк.
