Из-под Ледяного моста выпорхнула птица – самая нелепая птица на свете, с большим оранжевым клювом, который вырастал из головы, словно необычный мясистый цветок. Голова птицы была черная, за исключением двух больших белых круглых пятен, посреди которых моргали маленькие глазки. Она так смешно раздувала щеки, что походила на какого-то ужасно неуклюжего клоуна с крыльями. На ее груди красовались чисто белые перья, но крылья и спина были черными, как смоль.
– Приветствую вас, чужедраники.
– Чужестранники, дурачок, а не чужедраники.
Из-за колонны вразвалку вышли еще несколько таких же странных существ.
– Это птицы? – прошептал Свистун.
– Конечно птицы, разве не видишь?! Спроси своего маленького дружка, – ответила первая птица, кивком головы указывая на Аббана.
– О да, они и в самом деле птицы, – ответил Аббан.
– И? – спросил Свистун.
– Что «и»? – переспросил Аббан.
– Ты всегда говоришь рифмами. Что случилось? Я думал, ты нас представишь, а ты остановился….
– Не могу придумать рифму к слову «птицы». Хотел сказать я «небылицы», но это вовсе не годится.
Птица защелкала клювом в восхищении.
– Как здорово, дружок! Вот это я называю ум! Не хотел, а придумал. Ну-ка, еще что-нибудь отмочи…
– Не просто птицы, вы, а тупики смешные. Хотел добавить я «дурные», но мама мне ругаться не велит…
В это мгновение на лед села Гвиннет.
– Тупики! Глазам своим не верю! – воскликнула она. – Не видела их с Ледяных проливов. Не думала, что они заходят так далеко на запад.
– А это запад? – спросила одна из птиц.
– Ну, вроде да, Глупка, – ответил другой тупик.
– Глупка? – удивленно спросила Гвиннет. – Что, вас и в самом деле так зовут?
– Ага, точно. Глупка, так и есть, – ответила птица.
– Ну, прямо как в Ледяных проливах. Там девять из десяти тупиков звались Глупиками.
– Ага, только мы не хотели, чтобы нас называли совсем одинаково. Вот и напридумывали имен. Мы это… – тут птица задумалась и добавила: – Ево… кого? А, ЭВОЛЮЦИОНИРОВАЛИ. Вот как. Слыхал, Глупень? Слово на пятьдесят мойв, не меньше.
– Глупень? – спросила Эдме.
– Ах да, простите мои манеры! – птица засмеялась резким смехом. – Это мой муженек.
– Муженек?
– Ну да. По-вашему вроде супруг, – сказала Глупка. – Это старое слово.
– На древнем волчьем языке? – спросила Дэрли.
– Шутите, что ли? – ответила Глупка. – Нет, это старое слово, которое осталось от Других.
По спинам животных пробежал холодок.
– Ну да, Двуногих, – Глупка посмотрела на Гвиннет и Илона. – Не таких, как они. Ну, то есть на двух ногах, но без крыльев. Других.
Аббан медленно приблизился к Глупке и Глупню, припал на колени и поджал хвост.
– Ах, птенчик, что ты, перестань! – сказала Глупка. – Рыбки захотелось? Убейте меня, не понимаю, как ты держался все это время на леммингах.
Вперед проковылял муженек Глупки.
– Ага, прямо удивительно, что сам в одного не превратился. Я бы на твоем месте не поллемился, наловил бы рыбки…
– Ах, расколи твою сосульку! – воскликнула Глупка. – Ты такой потешный, умора!
И она повалилась на спину и засучила ногами, взмахивая крыльями и издавая странные звуки, отдаленно похожие на судорожное завывание.
– Насмешил! Прямо до дрожи в коленках…
Оказалось, птица так сотрясается в смехе.
– Ох! ох! ох! – стонала она. – До дрожи в коленках. Лемминги – не поллемился. Дошло?
– У нас нет коленей, мама, – вмешался еще один тупик поменьше.
– Ах, Глупышка! – воскликнул Глупень. – А шутку-то мою слышала? «Я бы на твоем месте не поллемился» – ну, как бы они от леммингов устали, а наловить чего другого поленились. Уловила?
– Да, – вздохнула Глупышка и закатила глаза, как будто стоит родителям произнести еще одну дурацкую шутку, и она ринется головой вниз в прорубь, лишь бы не слышать их глупостей.
– До дрожи в коленках…
