– Она прямо у нас за спиной, баран!
Все-таки нервничает – вон, голос прыгает. Но и держит себя в руках, не нарывается на еще большие неприятности. Думает, наверное, напряженно, как быть дальше, шевелит извилинами. Ну-ну, думай, одноглазая, я тоже пока не расслабляюсь. А вообще – даже удачно. Ведь я считал, что они спрятали Травника где-то в глубине этого чертового лабиринта, и придется, прижимая к себе заложницу, плутать по коридорам и лазам, ежесекундно рискуя или схлопотать пулю между лопаток, или что на спину откуда-то сверху прыгнет лихой цыган с ножом. А Травник, значит, здесь? Может, еще таки выберемся? Когда стало ясно, что Нора не поверила мне, я попрощался с жизнью, но теперь снова появилась надежда.
– Где эта комната, где в нее вход?
– Назад отойди, – сказала она. – В стене дверь.
– Я не видел там никакой двери.
– Она под шкурами. Ты хочешь уйти отсюда с Травником? Я тоже хочу, чтоб вы ушли. Шевели костылями!
Непонятно, подвох тут какой-то или она действительно желает, чтобы все побыстрее закончилось. Я попятился, волоча цыганку за собой, локтем сдвинул шкуру – точно, дверь. Сдвинул засов, не забывая то и дело поглядывать на освещенный проем в другом конце комнаты, и толкнул дверь.
Во второй комнате было темно. Лежащий под стеной человек поднял голову, но ничего не сказал. Туманно-зеленые контуры его тела были перечеркнуты темными полосами на запястьях и ногах.
– Травник! – позвал я. – Эй, снаружи, убрать ствол! Ствол убрать, сказал!
Просунувшийся в проем «Вепрь» исчез. Под стеной зашевелились, донесся знакомый голос:
– Охотник? А ведь я знал, что ты придешь.
Я ткнул Нору лицом в стену, упер стволы ей в затылок, отступил на шаг, чтобы видеть и ее, и ведущую в коридор дверь. Пленник оказался у меня за спиной. Не оглядываясь, я спросил:
– Скован?
– Прикован к стене. Две цепи, руки и шея. Ключ один, у нее.
– Где ключ? – обратился я к Норе.
– В сумке.
– В какой… а! – свободной рукой я потянулся к кожаному мешочку, висящему на ее ремне. Рванул шнурок, стягивающий горловину, запустил внутрь пальцы, нащупал металл. Сунул ключ в зубы, а цыганку схватил за шиворот и стал пятиться, не убирая стволов с ее затылка.
– Нора? – позвали из коридора, когда мы были уже возле Травника.
– Стойте, где стоите! – велела она.
Я заставил ее присесть на корточки и сам тоже присел. Травник повернулся, звякая цепями, которые были прикреплены к скобе, и тогда я прицельно плюнул ключом в его вывернутые за спину ладони. Выпрямился, снова поставив Нору на ноги. Травник застучал металлом, заскрипел. Раздался скрежет, и он тоже выпрямился. Спросил деловито:
– Сколько их за дверью?
– Весь Норавейник, – процедил я, толкая цыганку обратно к двери.
– Умеешь ты подкрасться незаметно, охотник.
– Это был сарказм, да? Я так и понял.
Он обошел нас, шагнул в первую комнату и открыл ящик стола. Попадающий сюда из коридора свет был совсем тусклый, и Травника я видел как дымного бледно-зеленого призрака. Он повернулся – в руке чернела буква «г» со сглаженными очертаниями – и спросил:
– Нора, где сверток, который был у меня?
– Джа по кар, кханудо джюклы.
– Тогда я сам найду, – он снова начал копаться в столе, спросив напоследок: – Что дальше, Стас?
– Дальше вас разорвут на куски, – сказала Нора.
– Но только после того, как на куски разлетится твоя голова, – уточнил я. – Где у тебя тут оружие?
– Здесь нет оружия.
– Вай, врешь, красавица.
Травник выше поднял руку, и я разглядел, что он держит револьвер. Надо же, давно не видел такой машинки, разве что… разве что на рисунке в его схроне. Уж не этот ли револьвер там нарисован? Если он был у Травника с собой и цыгане его отобрали…
– Твоя пушка? – спросил я.
– Моя. Но в нем только три патрона. Хотя это такие патроны… Долго объяснять.
– Нора, где запасные к твоему двустволу?
– Ты думаешь, я тебе скажу?
