– Ты сама попросила его освежевать, – сказала она. – А я и раньше кроликов потрошила. Знаю, что делаю.
Я рассмеялась.
– Да ни черта ты не знаешь. Он протухнет, пока ты с него шкуру снимешь.
– Тогда покажи, – сказала она, протягивая мне кролика и нож.
Я взяла их, и в этот раз меня совесть не мучила.
– Сначала надо его выпотрошить. – Я воткнула нож кролику в брюшко. Горячие, исходящие паром кишки пузырились, как жаркое на плите. – Вот почки, печень и сердце, – сказала я, вытягивая их одной пригоршней.
Пенелопа внимательно смотрела, а я видела себя. Мне было восемь лет, когда охотник впервые принес домой оленя.
– Потом отрезаешь задние лапы. – Я положила кролика на пень, сломала лапы и отрезала их.
Охотник погладил блестящую темно-коричневую шкуру и сказал:
– Девочка, олени – благородные животные, и с ними нужно обращаться уважительно.
Потом он вспорол живот зверю, лежащему на крыльце хижины. Звук был такой странный – вроде разрешаешь пластиковую бутылку.
– Засунь большие пальцы под шкуру – края брюшка ты все равно есть не будешь, и отдирай уверенно и быстро.
Охотник взял ведро и закинул туда потроха. Кровь он уже выпустил. Он всегда говорил, что животное нужно хорошенько обескровить. А еще – оно должно быть спокойным, когда ты его убиваешь. Страх портит мясо.
Пенелопа ахнула и кивнула, пристально глядя на кролика. Видать, запоминала мои слова.
– Когда сдерешь шкуру со спины и увидишь просвет между шкурой и мясом, – отрезай голову.
Я вывернула шею и отделила ее, сделав глубокий надрез. Пенелопа выдохнула.
Охотник связал задние ноги оленя и подвесил его на крюк.
– Одной рукой берешься за шкуру, другой придерживаешь тело – и тянешь в разные стороны.
Звук был такой, словно мерную ленту из рулона вытягивают. Сразу обнажились задние лапы, а потом и передние, розовые и сияющие, словно выскользнули из упрямых чулок.
Охотник велел мне внимательно следить, как он ножом для разделки рыбы оленя свежует. Маленький нож – маленькие порезы, чтобы мясо не испортить. Нам его на несколько месяцев хватит, так что нужно отнестись к нему с уважением, сказал Охотник. А потом начал стягивать шкуру.
Я отдала освежеванную тушку Пенелопе.
– Поняла? – спросила я, и она кивнула, крутя кролика в руках. – В следующий раз побыстрее шевелись.
Охотник снял шкуру почти до шеи. Самое сложное место. Он осторожно поднес нож к подбородку, сделал разрез вдоль челюсти и велел мне подержать голову. Я вцепилась в нее маленькими детскими пальцами, которые утонули в блестящей бурой шерсти.
Спину начало покалывать.
– Принеси ореховую ветку, – резко сказала я. Мне захотелось остаться одной. – Прочную и зеленую. Толщиной в палец.
Пенелопа молча встала и ушла. А я чувствовала, как пальцы оплетает оленья шерсть.
В воспоминаниях нет ничего хорошего. Они рассказывают нам о счастливых мгновениях, которые остались в прошлом и уже не вернутся, а заодно и обо всем том дерьме в промежутке. Охотник однажды сказал, что если происходит что-то плохое, мозги нас защищают – прячут ужасы, оставляя лишь пустоту и черные пятна. Видать, и со мной такое случилось. Мой мозг запер плохие воспоминания за семью замками. Чертов трус! Я его не просила, какое он имел право? Ничего, скоро я все вспомню. Уже начинаю вспоминать. Теперь я далеко от Крегара, и рядом со мной Пенелопа. Однажды двери в мозгу откроются, и воспоминания вернутся. Они собьют меня с ног, словно буря, катящаяся с гор. И все изменится.
Я говорю: «Надо резать», а она такая: «Даже и не думай!»
ПЕНЕОПА ПОДЖАРИЛА КРОЛИКА на вишневых ветках, да еще и диким чесноком приправила. Такой вкуснятины с этой стороны Муссы я еще не ела.
Мы просидели на поляне почти целый день. После еды и отдыха ребра немного отпустило, и я поставила силки, чтобы обеспечить завтрак. Я не заметила, когда Пенелопа начала прихрамывать. Она сказала, что натерла ногу мокрыми туфлями, и порез тут ни при чем. Я ей поверила, ведь она у нас в медицине разбирается.
Остаток дня мы друг с другом почти не разговаривали. Я была не в настроении. Слова Крегара кипели в мозгу, как отравленный чили преподобного: «
Я вырезала круг на коре, приблизительно на уровне головы Крегара. Потом взяла нож за рукоять и швырнула в мишень. Нож отскочил и упал на землю. Потом еще, и еще, и так много раз.
– Плохая балансировка, – крикнула Пенелопа от костра.
