Я такое уже видела много лет назад и понимала, что дело плохо. У одного парня в Риджуэе тоже были припадки. Они длились часами, а когда он приходил в себя, то каждый раз терял кусочек разума. Его папа с мамой работали в поле. Когда у него случался припадок, коровы начинали мычать, и родители быстро бежали домой. Так повторялось снова и снова, но однажды коровы не замычали. Парень лежал на полу. Он был жив, однако ничего не соображал. Поговаривали, что отец отвел его в лес, чтобы там его медведи съели, потому что у семьи не было денег за ним ухаживать. Понятное дело, я не хотела, чтобы Пенелопа потеряла разум. Мне нужны ее буквы. Нужна она сама. Я прижимала ее к себе, не давая размахивать руками и биться головой о камни.
Наконец, она утихла. Совсем. Мое сердце бешено заколотилось. Она не могла умереть. Мы же так близко, мы столько прошли!..
– Пенелопа, даже не думай, – прошептала я ей в ухо. – Ты меня вот так не бросишь!
Я услышала ее дыхание. Почувствовала пульс на ее шее.
Я сидела, держа на коленях больную девушку, а за нами наблюдал свирепый дикий волк. Вот такая у нас странная семейка. Волк засеменил вниз по склону, обернулся и тявкнул, словно говоря: если хочешь, чтобы приблуда выжила, то пора в путь. Потом он понесся прочь, размахивая хвостом.
Пенелопа так и не пришла в себя.
Волк вернулся и вновь тявкнул, теперь погромче. Он смотрел на меня, не отрывая глаз, но от беспокойства за Пенелопу я плохо соображала. По щекам потекли слезы. И тут я разозлилась. Она, видите ли, залезла мне в душу, заставила о себе заботиться, а теперь умирает!
Волк взялся зубами за рюкзак и дернул. Я знала, чего он хочет, знала его мысли так же хорошо, как свои. Мы должны добраться до Халвестона. В большом городе точно есть врач.
– Я не смогу нести все сразу, – сказала я. – Надо и тебе потрудиться.
Наплевав на сломанные ребра и боль во всем теле, я взвалила Пенелопу на себя. Она весила меньше, чем годовалый олененок.
– Бери наши вещи, – велела я Волку, кивнув на рюкзак.
По-моему, он сузил глаза. Потом очень медленно взялся зубами за лямку, показывая, что делает это только потому, что у меня груз тяжелее, и глухо зарычал.
– Не ной, – сказала я. – У тебя все кости целы.
Он полунес, полутащил сумку и всю дорогу ворчал, как капризный ребенок, которого заставили лущить орехи.
– Не думала, что ты такой ворчун.
Волк рыкнул погромче, и я засмеялась, однако в груди понемногу начала расти тревога. С Пенелопой он не разговаривал, а инстинкты у волков поострее осколков кварца. Вообще-то, немудрено: в ее истории про папу смысла ни на грош.
На полдороге к подножию горы волк вдруг резко свернул в лес. Я заорала ему вслед, но он даже не обернулся. Я обозвала его ворюгой и сукиным сыном и крикнула, чтобы рюкзак отдал. Только начхать ему было на мои вопли.
Не пойти за ним – потерять вещи… Как я ругалась! Я буквально с ног падала, а тут надо по лесу блуждать!..
Зря я его проклинала. Мне этого зверя небеса послали. Когда я его обнаружила, он сидел на крыльце маленькой охотничьей хижины. Такие рассыпаны по всем лесам; в них охотники, трапперы и всякие заблудившиеся придурки, вроде нас, могут найти приют. Обычно там есть печка, дрова и кровать, а если повезет – еще и еда.
– Молодец! – сказала я Волку.
Пенелопа пошевелилась и застонала, и у меня от сердца отлегло. Захотелось зарыдать и хорошенько тряхануть ее за то, что заставила меня волноваться.
Я зашла в хижину, вдохнула прохладный застоявшийся воздух – видать, тут всю зиму никого не было – и положила девушку на кровать. Одеяло, поеденное молью, я швырнула на пол и не успела и глазом моргнуть, как Волк на нем пристроился. Потом я разожгла огонь в печке и закрыла дверь. Скоро в домике стало жарко. Приближалась ночь. Понадобилось больше времени, чем я рассчитывала, чтобы сюда добраться, потому что пришлось нести дополнительный груз.
Может, тепло помогло, может, ровная кровать, но Пенелопа вскоре открыла глаза. Через несколько минут она сообразила, что мы уже не под открытым небом, и уставилась на меня.
– Где я?
Я села на кровать рядом с ней. Пенелопа была ужасно бледная, и я чувствовала жар, сжигающий ее тело. Если мы не доберемся до доктора, то будут еще припадки.
– В охотничьей хижине. Ты потеряла сознание.
Она села на кровати, вздрогнув и зашипев, когда пришлось пошевелить ногой.
– Ты что, меня несла?
– Ты спасаешь меня, я спасаю тебя, уговор такой был, – сказала я дрожащим голосом.
Пенелопа улыбнулась, и дрожь сразу прошла.
