– Я тебя вытащу, – тихо и решительно пообещал Уилл.
– Нет, лучше уведи ее. Встанешь между нами, и они и на тебя накинутся. – Блейд переглянулся с Уиллом, и тот медленно опустил глаза, но Онория заметила горящее в них негодование.
Блейд повернулся к ней.
Увидев молчаливый приказ в его взгляде, Онор отрезала:
– Нет!
– А как же Чарли и Лена? – напомнил Блейд.
Она содрогнулась под его весом.
Но не успела возразить, как герцог Гете вышел вперед и пробормотал:
– Любопытное зрелище.
На его лице застыла неуверенность, необычная для такого стоика. Поговаривали, что Гете все еще горевал по любимой жене. Он спустился по лестнице и обошел всю троицу, сцепив руки за спиной.
– До сего дня я в жизни не видел, чтобы голубокровный пришел в себя, вынырнув из глубин жажды крови. – Он смягчился и посмотрел в глаза Онории. – Ты напоминаешь мне Софию. – В его бледных глазах мелькнуло горе, и герцог окинул Блейда долгим взглядом. – Между нами все еще остается долг крови, но сегодня я о нем забуду ради твоей юной подруги. – Повернувшись на каблуках, Гете вернулся на помост. – Пусть живет. Будет интересно на это посмотреть.
Онория с Блейдом изумленно переглянулись.
– Три к трем, – прошептала она, испуганно изучая герцогиню Казавиан, которая оказалась в центре внимания и грациозно расправила фиолетовые юбки. Красивая шаль из черного кружева свисала с изящного плеча.
Онория затаила дыхание. «Прошу… О, боже, пощади…»
Герцогиня смотрела на них изумительными глазами цвета бренди. Наконец она взглянула на Лео, будто бросая вызов, и Онория вспомнила о ненависти герцогини к дому Кейна. Надежда померкла. Неужели леди Казавиан проголосует против них лишь потому, что Лео проголосовал за?
Герцогиня подняла идеальной формы кулачок. Вся толпа подалась вперед, желая узнать итог. Стук сердца Онории отдавался в ушах. Медленный стук, который, казалось, остановил время вокруг них. «Умоляю».
Герцогиня медленно подняла палец вверх и объявила:
– Пусть живет.
Принц-консорт мрачно и изумленно зыркнул на строптивицу. Прохладное выражение лица леди Казавиан не изменилось. Ее кошачий взгляд опустился на троицу внизу, будто оценивая и взвешивая, а затем перешел на Лео.
У Онории чуть ноги не подогнулись.
Королева объявила:
– Пусть будет известно, что Дьяволу Уайтчепела даровано помилование. – И после недолгой паузы: – С некоторыми условиями.
Глава 32
Первое, что Блейд почувствовал, – теплые солнечные лучи, золотящие кожу. Воздух благоухал розовым мылом, накрахмаленными простынями и чистым ароматом солнца. Блейд открыл глаза и поморщился. От яркого света зрачки болезненно сузились.
Из угла доносилось тихое мурлыканье. Господин моргнул, глядя на красные бархатные портьеры, окружающие кровать, и повернул голову на бок. Его подушки и постель. Его комната. И Онория, бормочущая себе под нос, складывая что-то в шкаф.
Боже милостивый. Голову пронзила остаточная боль. Последнее, что запомнилось Блейду, – атриум, а потом стремительно приближающийся пол, пока королева объявляла вердикт.
Блейд пошевелился, но Онор этого не заметила. На ней красовалось новое туго зашнурованное платье из набивного ситца бледно-лилового цвета; пышные юбки в пол усеивали маленькие серебристые ирисы, а аккуратный шиньон удерживала красивая серебряная заколка. Онория начала округлятся, больше не напоминая ту костлявую оголодавшую девушку, с которой Блейд познакомился. Она была прекрасна.
Он долго печально смотрел на любимую. Грудь сжало словно тисками. Такая красавица, но придется ее отпустить.
«Нет, она принадлежит нам», – прошептала внутренняя тьма.
«Не нам, а мне». При этой мысль Блейд стиснул кулаки и закрыл глаза, чувствуя жгучую сухость. Слез не было. Он не мог плакать, потому что недуг украл у него и эту частичку человечности. Не смог оплакать Эмили и не сумеет излить свою скорбь по Онории. Но сокрушительное горе никуда не делось.
