Мысли дельные, но почему-то не укореняются. Как ни крути, Дон и Гари обсуждают истерию и то, что твари безопасны, если подготовиться к встрече с ними. Мэлори знает, что Дон больше боится людей, чем тварей, причем давно. Тем не менее он зажмуривается, когда открывают и закрывают входную дверь. Он не смотрит в окна. В безвредность тварей он не верил никогда. Неужели Гари удалось его переубедить?
Мэлори хочет поделиться с Томом. Хочет отвести его в сторону и попросить, чтобы остановил беседы Дона и Гари. Или хотя бы потолковал. Вдруг его слова повлияют на ход разговоров? Направят их в менее опасное русло? Да, она хочет поделиться с Томом мыслями о Доне.
Разногласия.
Встревоженная Мэлори идет через кухню в гостиную. Том с Феликсом разложили карту на полу, изучают ее, высчитывают расстояние в соответствии с масштабом карты. Джулс учит собак командам.
– Стоять! Вперед! Вперед!
– Нужно измерить среднюю длину твоего шага, – говорит Феликс.
– Что вы тут затеваете? – спрашивает Мэлори.
– Меряем мои шаги, – отвечает Том, поворачиваясь к ней. – Считаем, сколько их в миле.
Феликс прикладывает рулетку к стопе Тома.
– Если при ходьбе слушать музыку, я поймаю ритм, – говорит Том. – Тогда шаги, которые мы замеряем здесь, получатся ближе к тем, что я сделаю на улице.
– Как в танцах, – добавляет Феликс.
Мэлори поворачивается. Олимпия стоит у кухонной раковины, моет посуду. Мэлори подходит к ней и снова берется за стирку. После четырех месяцев затворничества Олимпия подрастеряла лоск. Кожа потускнела, глаза запали.
– Ты беспокоишься? – неожиданно спрашивает Олимпия.
– О чем?
– О том, чтобы пережить.
– Что пережить?
– Роды.
Мэлори хочет сказать Олимпии, что все будет хорошо, но не находит нужных слов. Мысли-то о Доне.
– Мне всегда хотелось ребенка, – говорит Олимпия. – Я так обрадовалась, когда узнала о беременности. Почувствовала, что теперь у меня есть все. Понимаешь, о чем я?
Мэлори ничего подобного не чувствовала, но заверила, что понимает Олимпию.
– Ах, Мэлори, кто будет принимать у нас роды?
Мэлори не знает.
– Наши соседи. Не вижу…
– Том никогда это раньше не делал!
– Роды не принимал, зато отцом был.
Олимпия смотрит на свои руки, погруженные в ведро.
– Слушай, может, мы друг у друга роды примем? – шутит Мэлори.
– Друг у друга? – переспрашивает Олимпия, наконец улыбаясь. – Мэлори, ну ты даешь!
Гари заходит на кухню, стаканом зачерпывает воду из ведра, наполняет еще один стакан. Мэлори знает, что это для Дона. Когда Гари уходит, из гостиной доносится музыка. Мэлори подается вперед, заглядывает в гостиную. В руках у Тома портативный кассетник Джорджа с приемником. В руках у Феликса рулетка. Он опустился на корточки и замеряет шаги Тома, пока тот расхаживает в ритм песни.
– Чем они делают? – спрашивает Олимпия.
– По-моему, куда-то собираются, – говорит Мэлори. – Придумывают, как лучше передвигаться по улице.
Она тихо подходит к порогу гостиной и глядит в столовую, где негромко переговариваются Дон и Гари. Мэлори они не замечают.
Назад через кухню в гостиную! Когда Мэлори входит, Том улыбается. В каждой руке у него по поводку. Лайки играют с ним, машут хвостами.
Мэлори сравнивает радостное оживление в гостиной и заговорщицкий шепот в столовой.
Она возвращается к раковине и продолжает стирку. Олимпия что-то говорит, но Мэлори думает о другом. Она наклоняется вперед и видит плечо Гари. Чуть дальше, у стены, стоит единственное, что он принес с собой из внешнего мира.
Его портфель.
Гари сразу показал, что внутри, только внимательно ли смотрела Мэлори? А другие обитатели дома?
– Стоять! – командует Том.
Мэлори оборачивается и видит его у кухонной двери. Лайки с ним. По его команде обе садятся, и Том награждает их сырым мясом.
