– Мы поднимемся на чердак. Том говорит, это самое безопасное место в доме. Ну, если что-то случится. Только ничего плохого не случится. Олимпия уже там. У нее началось пару часов назад. С ней Том и Шерил. Не беспокойся, Мэлори, мы сделаем все, что можем.
Мэлори не отвечает. Чувство, что кто-то рвется из тебя наружу, самое невероятное и ужасное на свете. Джулс и Феликс берут ее под руки, ведут сначала в коридор, потом в глубину дома. С чердака уже спустили стремянку. Джулс и Феликс не дают упасть, а Мэлори смотрит на одеяла, которыми завесили окна в конце коридора. Интересно, какое сейчас время суток? Вечер следующего дня или прошла неделя?
«Я рожаю? Сейчас?»
Феликс и Джулс помогают взобраться по старой лестнице. Она слышит голос Олимпии, слышит мягкий голос Тома, который ее успокаивает: «Дыши! Не волнуйся! Ты справишься».
– Может, все пройдет более-менее нормально, – говорит Мэлори (слава богу, ей помогают взбираться по скрипучим ступенькам). – Может, все пройдет, как я ожидала.
Просторный чердак освещает одна-единственная свеча. Олимпия лежит на полотенце, расстеленном на полу. Рядом с ней Шерил. Колени у Олимпии подняты, ниже пояса тело покрыто простыней. Джулс помогает Мэлори опуститься на другое полотенце, лицом к Олимпии. К Мэлори подходит Том.
– Ах, Мэлори! – сбивчиво лепечет Олимпия, корчится и бьется. – Я так рада, что ты здесь!
Мэлори почти без сознания. Кажется, это сон: за коленями, обернутыми простыней, она видит Олимпию точно в такой же позе, как у нее самой.
– Олимпия, ты давно здесь?
– Не знаю. По-моему, целую вечность.
Феликс разговаривает с Олимпией, осторожно спрашивает, что ей нужно, потом бежит вниз по лестнице выполнять просьбу. Том напоминает Шерил, что главное – чистота. Мол, для рожениц ничего важнее нет. У них есть свежие простыни и полотенца, антисептик для рук, который Том принес из своего прежнего жилища, и два ведра колодезной воды.
Том кажется спокойным, но Мэлори понимает: это обманчивое впечатление.
– Мэлори! – зовет он.
– Что?
– Тебе что-нибудь нужно?
– Воды, Том. А еще… Музыка не помешает.
– Музыка?
– Да. Какая-нибудь спокойная, мелодичная, чтобы…
Чтобы заглушить звуки, которые мое тело издаст на деревянном полу чердака.
– Концерт для флейты подойдет.
– Ясно, – отзывается Том. – Я принесу.
Лестница у Мэлори за спиной. Том спускается на первый этаж, и Мэлори сосредоточивает внимание на Олимпии. Сонливость не проходит. Рядом, буквально в шаге от Мэлори, на бумажном полотенце лежит нож с острыми зубчиками. Шерил только что макнула его в воду.
– Боже! – вдруг кричит Олимпия.
Феликс опускается на колени и берет ее за руку.
Мэлори наблюдает за ними.
«Такие люди отвечают на объявления в газетах, – думает Мэлори. – Такие люди выживают вопреки всему».
В душе воцаряется умиротворение, но только на миг. Мэлори понимает: долго оно не продлится. Лица соседей одно за другим мелькают перед ее мысленным взором. Каждого из них она почти любит.
«В чем, в чем, а в храбрости нам не откажешь».
– Боже! – кричит Олимпия.
Шерил тут же подбегает к ней.
Однажды, когда Том искал рулетку, Мэлори смотрела на чердак, стоя у основания лестницы. Наверх она прежде не поднималась. Сейчас, тяжело дыша, она разглядывает занавес на единственном окне и содрогается. Даже чердак защитили. Его почти не используют, а одеяло понадобилось. Взгляд скользит по деревянной раме, по обшивке стен, по скошенному потолку, по коробкам с вещами Джорджа. Вот высокая стопка одеял. Вот еще один пластиковый контейнер. Вот старые книги. Вот старая одежда. Возле одежды кто-то стоит.
Это Дон.
У Мэлори первая схватка.
Том приносит стакан воды и маленький кассетник.
– Вот, Мэлори, нашел.
Из маленьких колонок звучат скрипки. Мэлори очень довольна.
