Юноша сглотнул и отступил:
– Рами, ты чего?..
Сумеречник чуть изогнул губы – похоже на улыбку, но не совсем:
– Разве ты не хочешь продать лошадь? За нее днем давали две тысячи динаров – это больше, чем выкуп за Аблу…
Бедуин нахмурился и твердо ответил:
– Стрелок, мне не нужны деньги. Мне нужна Абла. Я беру вьюк, сажусь на верблюда и гоню Дахму в кочевье к дяде Убаю. Это утро мы с Аблой встретим вместе.
Рами вдруг улыбнулся по-настоящему и сполз с лошадиной спины:
– Ну и ладно. Пошли, герой… Кобылу провести надо, пусть отдохнет, хорошо побегала…
Покусывая губу – чтоб не заорать от восторга и возбуждения, – Антара побежал следом за Стрелком. Тот шел, как летел, Дахма грациозно переступала следом и – о диво! – вовсе не беспокоилась. Юноша сжимал в потной ладони чумбур и неверяще, счастливо улыбался.
Над головами горели звезды, заливая холмы белесым призрачным светом. Мы живы, живы!..
– Обтереть ее нужно! – пробормотал Антара – вдруг в голову пришло…
А как пронеслись! Ух! А как шла лошадка! Ух! Словно и не чувствовала двоих на своей длинной спине!
– Укрыть бы ее чем…
Был бы ковер, хорасанский, – таким бы укрыл! Сокровище, а не кобыла!
А воды сейчас не надо, обопьется холодной из колодца, простудится – что тогда делать? Самому в колодец прыгать?
Но как прокатились, а?
Одно плохо – мутайр могли их запомнить. Точнее, Антару-то нет – кому нужен чернокожий парень? Таких на ярмарке, вокруг ярмарки и после ярмарки табунами ходит. А вот Рами – тут да. Других сумеречников Антара в аль-Румахе не видел, хоть и болтали что-то о лаонцах, что с кальб кочуют. Но кальб на ярмарке не появились, непонятно почему.
Все еще дрожа от возбуждения, Антара едва не ткнулся в спину Рами – тот резко остановился, прислушиваясь к тому, что происходило впереди. Вскрикнув от неожиданности, юноша вынырнул из мечтаний – и тоже услышал.
Где-то вдалеке причитали женщины.
Ветер резко стих, и с ним стихли звуки – только в камнях посвистывало, и Дахма шумно фыркала и дышала.
Становище лежало в низине – в прозрачном ночном небе курились дымки, яркими точками горели костры, серели разбросанные там и сям шатры. Вон отцовский – большой самый…
Порыв ветер ударил снова, и с ним снова послышались жалобные крики.
– Что-то там не то творится… – пробормотал Рами, щурясь в темноту.
Женские постанывания стали громче – опять ветром принесло. Умер, что ли, кто?..
И тут Антара увидел – слева от отцовского шатра. Фигурки казались мелкими, как жучки, их было много, и вокруг горели факелы.
Вдоль растянутого полосатого полога стояли на коленях, опустив головы, все – отец, Римка, тетя Фиряль… Все с заломленными за спину руками. Выли женщины. Факелы горели в руках высоких людей с тростинами длинных копий в руках.
Гвардейцы. Гвардейцы халифа.
Вдруг Рами с железным шорохом обнажил кинжал – ух ты, у него, оказывается, и кинжал есть…
– Стой, где стоишь, – тихо, но очень внятно сказал сумеречник ветреной тьме.
Из тьмы раздалось сиплое и жалобное:
– За что вы так, господин? Это же я, верный раб шейха, Азам!
И высокий зиндж выбрался на каменистый гребень.
– Скажи этому безумцу, чтобы убрал нож, о племянник! – рассудительно предложил Азам, с опаской косясь на сумеречника.
Рами стоял, зло поджав губы и сверля зинджа взглядом, – рука с кинжалом поднята и согнута в локте, готовый к удару клинок поблескивает перед грудью.
И тут Азам увидел кобылу:
– Вах, какая красавица!
Антара почему-то попятился и зачем-то вцепился в чумбур.
– Опусти нож, – неожиданно жестко приказал Азам сумеречнику.
Из-за спины зинджа встали тени в хлопающих на ветру бурнусах. Много теней.
Рами скривил губы в своей неулыбающейся улыбке. У Антары в животе стало пусто и скользко.
– Сам Всевышний послал нам такую добычу, о Антара! – захихикал зиндж, и юноша только сейчас заметил, что тот взвешивает в напряженной руке
