Фархад улыбнулся и потянул шнурок на себя, распуская узел.
Кабиха ахнула и потупилась:
– Разве у тебя есть средства для содержания девушки, о Фархад?..
– Господин подарил мне дом в квартале аль-Нисайр, – бесстыдно соврал юноша. – И щедро наградил за службу…
С такими словами он развязал ее шальвары, отцепил жадную ручонку от пояса и вложил в потную ладошку сапфировый перстень.
– Вот залог моей страсти, о Кабиха! Я окажу тебе почет и уважение в моем доме! Позволь мне устроить твое спасение!
– Уходи, о беспутный! – взмахнула она ресницами.
Фархад пихнул ее в плечо и опрокинул на ковер. Девка ахнула и начала вяло отбиваться. Он прижал ее к полу, быстро стащил с тощих ног шальвары, задрал свое нелепое женское платье и решительно развел ей колени. Пока он распускал узел штанов, Кабиха ерзала и стонала:
– Я позову стражу, о безумный…
Поначалу Фархад беспокоился: восстанет ли зебб при виде тощей уродины? Однако беспокоился зря: между ног Кабихи не было волос, и розовый фардж соблазнительно шевелил голыми лепестками. Завидев показавшийся из штанов мужской рог, девка ахнула, а Фархад на всякий случай послюнил ладонь, увлажнил зебб, лег сверху и, помогая себе рукой, запихался в сладостное отверстие. Там оказалось сухо, тесно и весьма приятно. Приятнее, чем у господина Мубарека, кстати. Фархад поддавал бедрами, проникая все глубже и глубже. Зебб во что-то уткнулся, девка застонала, выгнула спину и вся сжалась. Засопев, Фархад толкнулся сильнее – и взломал печать.
– Разве халиф не просверлил тебя, о жемчужина? – тяжело дыша, спросил он.
Кабиха помотала взмокшей головой и выдохнула:
– Эмир верующих занимался мной сзади… как с гулямчонком…
Фархад довольно облизнул губы. И решил не давать Кабихе спуску: засунулся до конца, потом отодвинулся – и снова до отказа вошел в узкий, зажимающийся от боли фардж.
Одним словом, ему понравилось. Юноша даже решил, что попросит у господина разрешения самому выбрать рабыню. Ему нравились смуглые, пухлые девушки с большой грудью и широкими бедрами – такую он и представлял, занимаясь Кабихой.
Закончив с ней, юноша быстро вышел к Масуду и сказал:
– В полночь на Старом кладбище у мазара шейха Субайха.
Зиндж кивнул.
– Бандж не забудь дать – лучше ей спать во время столь опасного предприятия, – уже собираясь уходить, напомнил Фархад.
– На голове и на глазах, о изнывающий от любви храбрец! – улыбнулся евнух и подмигнул юноше.
Охая и поминая шайтана, две черных тени сгрузили сундук с верблюда и поволокли его к мазару.
Стоявший за полуобрушенной стеной Фархад поежился: орала какая-то ночная птица, а ветер посвистывал в обвалившемся куполе мавзолея над старой могилой.
Когда зинджи затащили груз в калитку, юноша выступил из укрытия. Масуд взвизгнул:
– Ты дерьмо и сын дерьма! Я едва не наделал в платье, о неверный мальчишка!
Фархад быстро пробормотал извинения и нетерпеливо кивнул на сундук – мол, открывайте.
Все еще бормоча ругательства, тощий евнух откинул скрипучую крышку.
Внутри среди атласных подушек лежала спящая Кабиха – бледная и неподвижная, как ханьская фарфоровая кукла. В лунном свете она даже казалась красивой.
Фархад облегченно вздохнул и кивнул. И вытащил из-за пояса большую флягу:
– Это
Масуд и Рейхан заулыбались, сверкая белыми зубами на черных лицах – кто же откажется от такого угощения, к тому же дармового?
Прихлебывая, Рейхан наморщился:
– А еще говорят – царица вин! Да даже в лавке старого пройдохи Хунь-линя не подают такого дерьма!
И тут же опрокинулся на спину и захрапел.
Масуд уже лежал на земле и спал, широко раскинув ноги.
– Айютайский бандж, почтеннейшие, может испортить любой, даже самый изысканный вкус, – усмехнулся Фархад, прикрывая крышку сундука.
– Тащите их в мазар, – прозвучал за спиной холодный голос господина Садуна.
Айяры, ежась и настороженно посматривая по сторонам, ухватили евнухов за ноги и поволокли внутрь. Кафтаны и рубашки задрались, непристойно обнажая спины и животы, но никому до этого не было дела.
Мраморные плиты рядом с надгробием шейха были разобраны. Глубокая, локтей десять в глубину, яма чернела неровным прямоугольником. По обе
