Охотницы

— Чего я хочу? — весело спрашивает она. — А почему бы не начать с должного приветствия? Мы так давно не виделись, а ghaoil[3].

— Не называй меня так больше, — отвечает он. — Никогда.

Я никогда не слышала такой тихой ярости, что бы ни говорила, пытаясь его спровоцировать, и сколько бы ни испытывала его терпение.

Сорча цокает языком.

— Возможно, ты довольствовался тем, что забыл наше прошлое, но я не забыла.

— Я не смогу довольствоваться ничем, — отвечает он, — пока ты жива.

— Не стоит рассыпать пустых угроз, Кадамах, — говорит Сорча. — Ты все еще связан клятвой, которую мне принес. Feadh gach re. Навсегда и навечно, помнишь?

Клятва? Это ей он принес клятву? Она снова говорит, произносит что-то на их языке. Этот тошнотворно сахарный тон возвращает меня в ту ночь, в тот миг, когда я впервые ее услышала.

Алый идет тебе больше всего…

Киаран рявкает что-то на том же языке, и Сорча смеется. Я чувствую на себе ее взгляд, тяжелый и оценивающий.

— Бедняжка, — бормочет Сорча. — Твоя Охотница боится? Маленькая девочка, — зовет она меня, — открой глазки.

Нет, я не вынесу взгляда на нее. Я не смогу.

— Разве ты меня не слышала? Я велела тебе открыть глаза!

Ее приказной тон вынуждает меня повиноваться. Я смотрю на фейри, которая убила мою мать.

Baobhan sith еще ужаснее, чем я помню, — и еще прекраснее. Сорча парит над центром неподвижного озера, высокая, бледная, безупречная, словно мраморное изваяние. Ее белое платье трепещет и развевается на ветру, которого я не чувствую, материал его настолько мягок и тонок, что ткань выглядит словно дым. Глаза у нее бесстрастные, холодные, немигающие, яркие, как изумруды.

Губы Сорчи изгибаются в дьявольской улыбке — той самой, что преследует меня в кошмарах.

У меня сжимается в груди, я не могу дышать. Отчаянно пытаюсь втянуть в легкие немного воздуха. А затем ощущаю Сорчу в своем сознании, ее безжалостное и решительное присутствие.

Я пытаюсь бороться, но она сильна. Она продавливает меня все ниже, ниже, пока воспоминания не захватывают меня и я не оказываюсь всего лишь измученной девочкой, которая только что стала свидетельницей убийства матери.

Я снова у тела мамы, снова чувствую запах крови. Холодный дождь пропитывает мое платье, испачканное алым там, где ткань липнет к ногам, и промораживает меня до костей. Кровь на моих руках пахнет и ощущается такой настоящей, такой густой, что я готова поклясться: она действительно у меня на коже. Я падаю на колени и запускаю руки в песок, пытаюсь отчистить их, а слезы застилают глаза.

— Сорча! — рычит Киаран. Его голос доносится словно издалека.

Воспоминания прекращаются. Я снова в собственном теле, без пропитанного кровью платья. Я тяжело дышу и даже не пытаюсь встать. Все силы уходят на то, чтобы не рухнуть на песок.

— Так это твой чемпион?! — презрительно говорит Сорча. — Она не может вынести даже самого базового ментального вмешательства.

— Она убила всех sithiche, которых ты послала, — говорит Киаран, прожигая ее взглядом. — Их победила девчонка восемнадцати лет после одного года тренировок. Какой же униженной ты должна себя чувствовать!

Глаза Сорчи горят, цвет усиливается, и это видно даже отсюда.

— Если помнишь, я была той, кто довел этот вид до вымирания. Ты никогда не был хорош в сохранении их жизней, не так ли?

Костяшки пальцев Киарана на рукояти меча белеют, но он не вынимает оружие из ножен.

— Ответь мне, зачем ты здесь?

Она игнорирует его и снова смотрит на меня, изучает, читает так внимательно, что мне отчаянно хочется исчезнуть.

— Какое же ты жалкое создание! Ты и близко не подошла к силе своих предков. Это вина Кадамаха, знаешь ли, — сладко тянет она.

— Не смей, — говорит Киаран. — Сейчас не время.

— О, а мне кажется, что время идеальное. Сказать, почему твоя мать не могла меня видеть, маленькая Охотница? Почему она не могла отбиваться? Он подавил способности Охотниц, которые пережили войну, чтобы способности их детей не проявлялись и я не могла их отследить. Столетиями я искала, но тщетно. — Она улыбается. — Пока мне не посчастливилось увидеть твою мать. Слабую. Беспомощную и не тренированную из-за него. У нее не было ни единого шанса.

О боже! Я хочу, чтобы Киаран сказал, что это неправда. Что Сорча просто лжет, потому что для нее это игра. Но он не говорит. Он даже не смотрит