Створки распахнулись, вошел уже бывавший до этого слуга в балахоне. Он склонил голову:
– Высокочтимый экзарх…
– Кончай! – нетерпеливо прервал его толстяк. – Говори, что стряслось!
– Император срочно требует, чтобы вы прибыли во дворец.
– Иди, – махнул рукой верховный ревнитель.
Слуга быстро вышел, так и не подняв головы. Экзарх начал выползать из кресла, ворча и поругиваясь.
– Срочно. Опять какую-нибудь ерунду придумал. Император сраный.
То, что он так говорит при Кротове, было плохим знаком. «То, что я услышу, нисколько не боится. Значит, считает, что я никогда не выйду отсюда. Или, может, и вправду, совсем не боится императора?» Однако эту мысль пришлось откинуть – все, что Кротов слышал об устройстве главной империи Барраха, говорило о том, что правитель Арсалган – настоящий монарх. И хотя все боятся экзарха, Арсалгана боятся еще больше.
– Я ухожу, – Крюгер поправлял складки облепившего его фигуру сатанинского плаща. – Но я обязательно вернусь! А ты подумай о более уважительном отношении к тому, кто может раздавить тебя одним пальцем как никому не нужное насекомое. И для этого я сейчас пришлю к тебе человечка, который постарается вбить тебе надлежащие мысли.
– Да пошел ты!
Толстяк не ответил, только нехорошо заулыбался.
«Блин, совсем как в детстве. Мой язык – враг мой!» Провожая взглядом экзарха, Кротов вспомнил, сколько раз почти погашенная драка вспыхивала вновь из-за того, что он не мог вовремя остановиться и придержать язык.
Так и получилось. Почти сразу после ухода Крюгера в дверь вошли двое: один, в накинутом на голову капюшоне, нес в руках ведро с торчавшей оттуда палкой; второй, с оголенными по плечи руками, на которых бугрились мускулы, с густой черной бородой, показал на место, где поставить ведро, и повернулся к землянину.
– Говорят, ты непочтительно разговаривал с великим экзархом. Сейчас я объясню тебе, что ты не прав.
«Ну вот – дотрепался!» Кротов обреченно смотрел, как бородатый вытащил из ведра палку. Это оказалась длинная рукоять плети, с хвоста которой сбегала какая-то жидкость. «Блин, в какой-то хрени еще вымачивают». Сергей непроизвольно напрягся, где-то в глубине сознания еще надеясь, что мир сейчас замедлится, краски исчезнут, и он легко порвет ремни. Плеть засвистела, и Кротов сжался, ожидая удара.
Экзекуция была недолгой – палач оказался мастером своего дела. Через несколько минут живот, грудь, руки и ноги землянина покрылись багровыми полосами. Боль, сначала огнем опоясавшая тело, притупилась и стала постоянной. Но все равно каждый новый свист плетки опять заставлял сжиматься, словно это могло помочь.
Бородатый экзекутор остановился, кинул плеть в ведро и позвал слугу. Потом повернулся к Кротову. Глаза его горели, лицо раскраснелось, рот растянулся в довольной улыбке:
– Жаль, что экзарх решил только чуть-чуть поучить тебя. Я бы хотел тебе показать, что такое настоящая плеть и как одной этой штукой с живого можно снять шкуру.
Даже затуманенный болью Сергей содрогнулся: «Сука, он получает от этого удовольствие».
– Да, так и хочется пройтись по всему телу по-настоящему! А то у тебя даже ни одного шрама нет.
Палач подтвердил мысль Кротова.
Сергей собрался и попытался ответить садисту. Но губы не слушались – один удар как бы случайно попал по лицу – они распухли и онемели. Вместо мата прозвучало только шипение.
– Не благодари! – захохотал палач. – Вот разрешит великий экзарх заняться тобой по-настоящему, тогда и скажешь спасибо.
Он подождал, когда слуга заберет ведро, и вышел. Через минуту дверь снова открылась. Вошли два охранника. По их лицам Сергей понял, что они уже привыкли к таким картинам. Один равнодушно заметил:
– Смотри, крови нет, хоть не уделаемся сегодня.
– Не торопись, – ответил второй. – День еще не кончился.
Больше они не сказали ни слова. Отвязав землянина, они подхватили его под руки и почти волоком потащили куда-то. Миновав несколько дверей и длинный круглый коридор, его подвели к помещению, отделенному от коридора решеткой. Не обращая внимания на его раны, охранники толкнули Сергея на тюфяк, лежавший в углу комнаты.
– Как думаешь, долго протянет? – спросил один.
– Сколько бы ни протянул, из этого блока выход один, – второй охранник сделал красноречивый жест, как будто затягивая петлю. – Если, конечно, Алиш его до смерти не забьет. Слишком он какой-то нежный, посмотри какая кожа. И зубы все на месте. Явно сынок кого-то из дворца.
– Ты! Давай поменьше про это болтай!
Они захлопнули камеру и собрались уходить.