– Конечно.
Это снова заставило ее остановиться. Понадобилось усилие воли, чтобы заставить себя шагать дальше. Она готовила себя к тому, чтоб уплатить цену свободы.
Поцелуй.
Джокер.
Ты обещала. Помни. Ты обещала.
Джокер.
Грани преломляли свет. Разбивали его на основные цвета спектра. Отбрасывали назад в радужные кривые на белом песчаном полу пещеры. Тах покачала головой. Только в своем родном мире она видела такую безвкусную блажь. Дверь, инкрустированная драгоценными камнями, изображающими герб.
– Ваш губернатор считает себя очень важной персоной.
– Мы не строили это. Честно. Оно просто появилось.
– Как?
Завораживающие ледяные поверхности, холодные и острые на ощупь. Один из драгоценных камней выпал. Он составлял рисунок орлиного глаза и выпал внезапно под ее исследующими пальцами, словно упала кровавая слеза. Горел, чаруя, упавший в ладонь рубин. Она не смогла устоять. Спрятала его в карман.
– Способность воплощать сны… преобразование энергии в материю, – бормотал Тах, пытаясь переместить эту последнюю мутацию дикой карты из мира сказочных фантазий в повседневную научную реальность.
Научные теории мало интересовали Арахиса. Он отбросил засов и повернулся к Тахиону.
– Подождите здесь. Я должен убедиться, что там никого нет. Чем меньше людей знает, тем лучше.
Темнота обрушилась на нее словно шторм, когда Арахис со своим фонарем скрылся в дверном проеме. И принесла на своих стигийских крыльях не поддающееся описанию зловоние. Тах почувствовала спазмы в животе, ее скрутило, и она отшатнулась на несколько шагов, ошеломленная. Что могло жить в подобной грязи, что могло ее порождать? Более чем за сорок лет она видела худшее, что могла породить дикая карта. Она могла пережить и это. Тьма была тем, чего она не могла пережить. Воспоминания о ее заточении в подвальной камере, словно терзающие демоны, пронеслись сквозь ее ум. Шаги в темноте, хриплый смех. Свет ударил ее, и она закричала. Блез приближался.
Рука Арахиса, закрывшая ее рот, отдернула ее назад от края безумия.
– Прости, прости, – ее зубы стучали на каждом согласном, словно град по крыше.
– Не бойся темноты. Мы никому не позволим тронуть тебя. Теперь идем, но помни – потому что он не вспомнит, не вспомнит – ты должна спешить.
Они прошли через тайную дверь, и ее ноги ступили в липкое смолистое вещество. Зловоние заставило ее пошатнуться, и все ее сомнения стали очевидны. Эта огромная испятнанная белая масса не могла быть плотью. Или могла?
Трубы вонзались в глубь этой массы, словно шланги насосов, закачивающих воздух в баллон воздушного шара. Но эта масса не была такой легкой. Засохшая вокруг проколов кровь отслаивалась от кожи словно отставшая краска, и Тахион видел яркую красноту, вздувшуюся короной инфекцию, распространяющуюся от нескольких грубо зашитых разрезов. Из пор валил источник зловония. Жидкое дерьмо, медленно стекающее прекрасными, словно бусины, каплями по бокам джокера, чтобы влиться в гору отходов. Предки, помогите бедному созданию, это была плоть, и она жила. Желудок прыгал как взбрыкивающая лошадь. Тах боролась с отвращением и пыталась рассмотреть, где в этой горе протоплазмы размещаются ум и душа.
– Арахис, дай доктору носовой платок, – сказал тонкий голос высоко над ней. – Она не привыкла к запаху моих отходов.
Мальчик выделил слово «отходы» с горечью падающего молота.
Тах дико оглянулся, ища источник голоса. Наконец увидел это. Словно у пигмея, голова, шея, плечи и руки молодого человека разместились, словно гальюнная фигура на носу корабля из плоти.
Было ли хоть что-то в этом лице, напоминающее о ее призрачном поклоннике из снов? Только цвет волос. Она вздрогнула, когда Арахис толкнул ее локтем. Он предлагал носовой платок. Он был пропитан Лагерфельдом. Это был ее любимый…
– Лосьон после бритья, я знаю, – сказал молодой человек хором с ее мыслями. – Вот почему я достал его для вас. Специально для этого момента.
Влажная ткань стала завесой, оградив Тахиона от вони и ужаса.
– Ты… – она не могла сформулировать остальное словами.
– Изгой? Да. Теперь, я полагаю, вы понимаете почему.
Они были настроены друг на друга. Он стал первым человеком, которого она услышала со своей слабой телепатией. Они вместе прошли через сны. Было легко скользнуть в его ум. Мимо гибкой, загорелой фигуры Изгоя, образа его истинного «я». Мимо прошлых эротических видений с Келли. Мимо образа Тахиона – героического, благородного, страдающего. Вниз, туда, где жил мальчик. Заключенный в жир, питаемый сточными водами, лежащий в дерьме и мечтающий о красоте. Быстрые размытые образы мчались мимо – Тедди, медленный, немного пухлый, но с красивыми руками. Эти руки летали над
