шум голосов где-то очень близко. – Проклятие.
– Губернатор? – спросил Кафка.
– Блез. Он здесь. Он может стать проблемой.
Внук Тахиона распахнул двери зала одним ударом. Молли Болт и Рыжий вошли вместе с ним, все трое увешанные автоматическим оружием. Войдя, они разошлись, увеличив расстояние друг между другом. Оружие было направлено на Моркла, который даже не пошевелился.
Блез излучал любопытную смесь страха и удовольствия.
– Дург эт Моракх, – сказал он. – Зачем ты здесь? Я надеюсь, ты здесь не для того, чтобы завершить то, что начал Медоуз. Мне не хотелось бы убивать тебя.
– Блез, – начал я, но он даже не взглянул на меня.
Таксианец заговорил бесцветным, невыразительным голосом.
– Моракх служит, – сказал он. – В тебе кровь Талдасиан, ты выжил, когда я пытался убить тебя. Я пришел узнать, нуждаешься ли ты в моих услугах.
Он сделал нечто, чего я не ожидал. Он преклонил колени, упав ниц перед Блезом.
Разум Блеза вспыхнул неожиданным триумфом. Взгляд, который он бросил на меня, был ужасающим в своем презрении. Мое. Мое прекрасное оружие… уловил я, а потом его паранойя заставила его обратить внимание на свой ментальный щит, и его мысли были обрезаны.
– Идем, Дург эт Моракх бо Забб Вайавандза, – сказал он и указал на других джамперов.
– Блез. – Он обернулся. – Я не закончил, – сказал я ему.
Он просто посмотрел на меня. Я вовсе не хотел знать его мысли. Я мог их видеть все там, в его глазах. С тобой покончено. Половина твоих джокеров поклоняются мне, их будет больше и больше с каждым днем, а все необходимое, чтобы кормить и содержать их, будет куплено на деньги Прайма. У нас есть поклонение, мы можем дать джокерам тела натуралов, о которых они мечтают. Мы можем перепрыгнуть в богатого и бедного. Джокеры вроде тебя едят у нас, джамперов, с рук. Помнишь, каким был Рокс когда-то? Помнешь, как голодали джокеры и жили в заваливающихся лачугах? Это то королевство, которым ты хочешь управлять, Блоут?
Я знал. Я знал, когда Блез уходил из зала вместе с Дургом, что любой шанс, какой был у меня, чтобы спасти Тахиона, только что упал до нуля. Я знал, что хватка Блеза будет становиться сильнее и жестче. Я знал, что мое собственное влияние пошатнется, возможно, фатально.
Я также знал, что, если прикажу своим людям открыть огонь и хладнокровно покосить их всех, вновь получив контроль, они могут ослушаться приказа. Я слышал их мысли. Синий оттенок восторга заставил бы их колебаться, воспоминания о голоде и перенаселенности, надежда на новое нормальное тело…
Проклятье, мы были богаты теперь. У всех была еда. У всех были те игрушки, которые только можно было купить на деньги джамперов. Никто не хотел расставаться с этим.
Я не знал, ни что они сделают, ни чем все это кончится.
Я не причиняю вреда джокерам. Я не буду причинять вред джокерам.
– Можешь идти, – сказал я Блезу. – Теперь мы закончили.
Это был не бог весть какой выход. Но другого у меня не было.
Водоем за пределами административного здания – который в моем сне снова стал Хрустальным дворцом – замерз поздними зимними заморозками. Со всех стеклянных арок замка, со всех сверкающих шпилей и летящих контрфорсов свисали длинные сосульки.
Пингвин в шляпе в виде трубы катался по пруду на коньках.
– Знаешь, Босх был совсем как ты, – сказал он, и его голос был голосом Роберта Ванда, художественного учителя в моей школе. Я тоже был снаружи, тем не менее я все так же оставался Блоутом. Утренний снежок укрывал меня толстым влажным слоем. Джокеры на моих боках катались на санках, сделанных из чего угодно – от крышек мусорных баков до листовой стали. Один джокер в форме дельтаплана нес на себе Элмо, Арахиса и Кафку. Они смеялись и так кричали, что я едва мог слышать пингвина.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я.
Пингвин сделал передо мной тройной аксель и остановился, обдав меня ледяными брызгами.
– Ну, – сказал он. – мир Босха также был усеян огромными ужасными вспучиваниями. Годы его жизни были отмечены мором и волнением, экономическим, социальным, политическим, религиозным. Художники и писатели его времени выразили идеальный пессимизм. Мрачный жребий. Все они были одержимы смертью, насилием и распадом. – Пингвин без труда покатился назад. – Прямо как ты, здоровяк, – сказал он.
Пингвин развернулся и скользнул под низким мостом. На нем Тахион бился с огромной жабой с лицом Блеза, та размахивала большим деревянным членом.
Тахион был одет в платье, но во всем остальном походил на старого Тахиона, а не на Келли. Я слышал разумом ее стенающее мучение и вновь жалел, что не рассказал о ней Медоузу. Может быть, он вызволил бы ее.
