нарисованное на тонкой занавеске. Хотя, скорее всего, вряд ли это пространство-время так себя ведет, наверняка я сам так воспринимаю по своей толстокожести…
Гмыр испуганно охнул:
– Землетрясение?
– Для тебя персонально, – сообщил я.
– А тебе…
– Как с гуся вода, – ответил я гордо. – Пойдем, уже полночь. Самое время для сбора травы и… вообще для нечисти.
Он торопливо поплевал через плечо.
– Да что ты все пугаешь?
– Я реалист, – ответил я со скорбным достоинством. – Не витаю. Ибо. Так что вот так…
Он заспешил, все еще держась в пяти шагах. Гора приблизилась, как темный ледокол, луна светит с той стороны, Гмыр вдруг ахнул и ускорил шаг.
– Синюха!.. Трава-синюха!
Я спросил невольно:
– Где ты… Ах да, это же так неплохо…
У подножия горы синеет неширокая полоска, я рассмотрел гордо торчащие прямо в небо веточки кустарника, в самом деле похожего на куст крыжовника. Все верно, на горе, наверное, ничего не растет, там неизвестно что за, если металл или кристалл, то и вовсе…
Гмыр бросился бегом, на этот раз уже я поспешил следом, а он добежал до полосы с чародейской травой, что не трава, рухнул там на колени.
– Это она, – крикнул он, – это она!..
– Погоди, – закричал я, – не ломай…
– Да пошел ты, – огрызнулся он и, выхватив из-за пазухи хитро упрятанный нож, принялся быстро и ловко срезать веточки. – Это же трава-синюха, за нее что угодно дадут…
Я открыл рот, но тут же захлопнул, глупо плямкнув. В руках у Гмыра уже пучок срезанных веток, а если альвы не просто пугали, то с предупреждениями я опоздал. Хотя, конечно, не очень-то и старался, но все-таки предупредил бы, есть в нас такое вот, что сами убить не беремся, а когда дурак сам лезет под падающее дерево, то и хрен с ним…
Он жадно нарезал веток столько, что едва-едва втиснул в сумку, застегнул на деревянные колышки и поднялся с широкой от счастья мордой и сияющими глазами.
– Ну вот, – сказал он победно, – можно возвращаться!
– Я еще не успел, – ответил я.
Он ухмыльнулся.
– Тогда поторопись. Тут поганое место.
– Хорошее, – возразил я. – Ты просто не чувствуешь дивной красоты этих мест! Какие чудовищно прекрасные деревья с этими покрученными ревматизмом ветвями, с какой дивной избирательностью за ворот сыплются жуки и пауки, как чудесно и громко вскрикивают над головой совы, филины и прочие жители ночного леса!..
Он обалдел, смотрел выпученными глазами, даже отступил, а то вдруг брошусь на него и покусаю, только сумасшедшие могут нести такой бред…
– Че-че?
– Не видя такой красоты, – сказал я громко, – ты совершаешь а-агромадную стратегическую ошибку… И вообще, как мне почему-то чудится и видится, ты совершил последнюю глупость в своей никчемной жизни…
Он насторожился, быстро посмотрел по сторонам. Справа и слева из земли выметнулись гибкие корни, хотя корни не должны с такой скоростью, моментально обвили его ноги до самых колен и выше.
Он только открыл рот для крика, как его дернуло вниз с огромной силой. Крик оборвался при ударе о землю, я видел перекошенное от дикой боли лицо. Корни бездумно и с огромной силой потащили ноги каждый в свою ямку.
Удар о землю проломил земляную перегородку, Гмыр начал погружаться быстрее, чем в зыбучие пески.
– Помоги! – прохрипел он в смертной муке.
Я бросился к нему, он успел протянуть руку, однако дернуло вниз особенно сильно, земля посыпалась в широко распахнутый рот, а рука с растопыренной пятерней исчезла на мгновение позже.
Земля подвигалась, выравниваясь, а там, как на волнах, покачивается сумка, плотно набитая травой-синюхой, сейчас похожая то ли на могильный камень, то ли на пучок похоронных цветов.
Я подождал малость, мои комплименты лесу, надеюсь, услышаны, я хоть и не альв, но как бы вот за, не должны прибить, благодарность присуща даже кобрам, медленно протянул руку к сумке, подождал, пока корни за ноги не хватают, осторожно взялся за ремень.
