– Кто, – спросил я, прикинувшись непонимающим, – ступки?.. Есть, только у нас каменные. Мы же горные, нам проще из камня, чем из дерева.
Он запнулся с ответом, подумал, приподнял брови – это выглядит устрашающе, словно отряд копейщиков готовится встретить атаку конницы.
– Каменные?.. Странный подход. Хотя… в чем-то есть смысл. Каменные ступки делать труднее, но прослужат дольше… Интересно посчитать, насколько это выгоднее или же наоборот…
Я открыл рот в изумлении.
– Дык у вас все красивше!.. Что там наши ступки!.. Мы ж дикари! Хоть и умные. Зато вы красивые!..
Похоже, ему нравится видеть изумление на лице и в глазах дикаря, когда он рассказывает об удивительном и прекрасном королевстве, что выстаивает среди невежества, дикости и злобы, являя собой миру пример правильно устроенного государства.
Даже каменоломни, как он объяснил, острая необходимость для королевства. Много камня требуется на постройку вовсе не роскошного дворца, как утверждают смутьяны, а защитных стен против диких народов, нападающих с севера, полудиких – с востока, странных – с запада и кочевых – с юга.
– Ого, – сказал я с уважением, – вы как утес среди моря… Я имею в виду королевство.
– Примерно так, – согласился он. – А ты знаешь и о существовании морей?
Я ощутил, что снова попался, сказал с тупым видом:
– Да слышал как-то, мол, как утес в море, но не знаю, что это.
– Значит, – сказал он, – в твоем диком племени знают. Любопытно…
Я сказал торопливо:
– Наверное, кто-то из ваших забрел к нам и того, одичал. От него и узнали. Может быть, и сейчас там живет. У нас жить можно. Не то что здесь!
Он нахмурился.
– Вообще-то есть запрет на передачу наших секретов варварам. Если вернется, его повесят. Но, конечно, не вернется. Какой-нибудь опасный преступник, сбежавший от виселицы. Такому только среди вас и место.
– Да, – согласился я, – у нас свобода и первобытная демократия. Демократия может быть только первобытной.
Он сказал поощряюще:
– Ты интересный дикарь. У тебя такая жажда к знаниям, хотя на диво крепкий и сильный, что вообще-то неудивительно, у вас другим и не выжить…
– Да, – подтвердил я, – у нас там все умные и сильные, мы ж дикари!.. Правда, магии у нас нет вовсе. Почему?
Он посмотрел с нескрываемым чувством превосходства.
– А ты еще не заметил, магия доступна только… гм… умным? Королева обладает магий, как и Мяффнер или остальные члены ее Тайного Совета, а слуги нет. За редким исключением, конечно. Среди простолюдинов почти нет, а если вдруг находится, приглашают в столицу, а то и ко двору, где может и сам развиться, и королевству пользу принести.
Я прошептал:
– Какая разумная политика!
Он бросил короткий взгляд, но не стал спрашивать, откуда знаю такое слово, при дворе можно любое услышать, сказал величественно:
– Весь мир един, а человек в нем как голова или сердце… или душа, не знаю, но правит он… если умеет. Вот ты можешь поднять руку, сжать кулак, указать на кого-то пальцем?
– Ну?
– Хорошо, – сказа он терпеливо, – а задержать дыхание?
– Могу, но ненадолго.
– Ага, уже труднее. А ускорить биение сердца?
Я покачал головой:
– Оно само ускоряется, когда бегу или тащу тяжелое. А вот так одним желанием – нет.
Он сказал с удовлетворением:
– А есть люди, что умеют. Вот так и маги. Они умеют все, что и остальные, но кое-что знают и умеют больше других.
– Этому обучаются?
Он кивнул:
– Да. Некоторые. А другие умеют изначально. От рождения. Как вот кто-то из простых ушами шевелит, а кто-то нет. К примеру, маг Плетиус знает все о воде, о подземных ручьях, потому умеет выводить их на поверхность.
Я сказал с уважением:
– Ого, он может орошать засушливые земли?
Он усмехнулся:
