победили… ну, на какое-то время. А теперь давай за мной.
Голос его звучал не столько повелевающе, сколько по-деловому.
Я подхватил винтовку, он побежал вперед, лавируя между камнями, там в самом низу уже стоит Николетта, глаза от страха огромные, как у молодого совенка.
– Коней придется оставить, – сказал Фицрой с сожалением. – Но ничего, мы с Барклема потом целый табун возьмем… Еще не понял? Лезь вон туда!
За камнями ниже недобро темнеет нора, человек пролезет достаточно легко, но у меня сами собой передернулись плечи.
– Ты проверил?
Он огрызнулся:
– А где я, по-твоему, был?.. Или ладно, пойду впереди, потом глердесса, а ты прикроешь отход.
Он так быстро юркнул в нору, словно умеет сплющиваться, Николетта замешкалась, я помог ей освободить платье, что задралось выше головы, снизу донесся довольный голос Фицроя, сыплет комплиментами насчет ее дивной кожи, но, к счастью, больше ничего не упомянул.
В одном месте лаз оказался таким узким, что Фицрой едва протиснулся, Николетта проползла с легкостью, а мне пришлось еще труднее Фицроя, широкие плечи не всегда оказываются в плюс.
Позади послышались ликующие вопли, кто-то заорал радостно:
– Догнали!.. Бей их!..
Я охнул, Фицрой и Николетта ухватили за руки и плечи, я сам поднапрягся, вот уже вижу просторную пещерку, Фицрой велел выдохнуть воздух, наконец я вывалился на пол, кое-как поднялся, жадно хватая воздух.
Фицрой обнажил меч, за мной уже лезет воин в кожаной шапке. Я выхватил пистолет, но Фицрой крикнул быстро:
– Не стреляй!
– Почему?
Он сделал выпад и всадил клинок в правое плечо противника. Тот вскрикнул, дернулся, пополз с усилием назад.
– Я бы лучше убил, – сказал я. – Он бы дыру закупорил.
– На одну минуту, – возразил Фицрой. – А так им возиться с раненым! Раненый для отряда хуже, чем убитый.
– Соображаешь, – сказал я с уважением. – Ладно, пробирайтесь дальше, а я потопчусь здесь. Ты прав, буду просто лишать их обороноспособности. Жаль, лезут не ногами вперед.
– И куда бы ты стрелял? – спросил он весело.
Николетта покраснела и отвернулась.
– В ноги, – ответил я бесхитростно. – Чтобы их потом несли те, кто мог бы воевать.
Он посмотрел на меня весело, сказал Николетте покровительственно:
– Хороший он у нас, правда? Такой чистый и честный… Пойдем.
Я посматривал на узкий проход, с той стороны брань, злые голоса, всем понятно, что защищаться изнутри могу часами даже с голыми руками: взять камень и бить по голове любого, кто высунется.
На всякий случай я встал, как и тогда Фицрой, чуть сбоку, вдруг да с той стороны кто-то шмальнет из арбалета. Хотя вряд ли, я же помню, что дважды поворачивал, это же нужно тащить с собой и сам арбалет, а он точно застрянет.
С той стороны раздался злой голос:
– Ну что, крысы, попались?.. Теперь и гнить вам всем там. Сдохнете от голода…
Другой голос сказал ехидно:
– Их местные крысы сожрут раньше!
– Заживо, – крикнул еще кто-то.
Я уже раскрыл рот, чтобы ответить, но вовремя сообразил нехитрый ход, люди Барклема хотят узнать, застряли мы там или же сумели продвинуться дальше.
Некоторое время выкрикивали оскорбления, иногда настолько гнусные, что даже Фицрой, наверное, не выдержал бы и полез в драку, но я молчал, демократа голыми руками не возьмешь, даже не двигался, пусть в самом деле решат, что мы уже далеко.
На той стороне спорили и ругались довольно долго, наконец послышались решительные окрики, то ли командир появился, то ли бросили жребий, кому лезть первому.
В проходе зашуршало, моя рука с пистолетом взлетела, как подброшенная пинком, пуля готова ударить в то место, где появится голова, потом вспомнил урок Фицроя и чуть сдвинул.
Воин ползет с усилием, лицом вниз, все равно защищаться не может, куда бы ни смотрел, я сказал громко:
– Возвращайся обратно живым!.. Остальных будем убивать.
