Юный Джереми Смит, до глубины души потрясенный случившимся сегодня действом, к общему веселью ныне не присоединился, не чувствовал в себе особой радости, тем более капитан грубо отругал его за убитого дикаря и пригрозил вычесть из доли три кроны. Три кроны… Хорошо, не соверен! Да чтоб он этими деньгами подавился.
Не хотелось веселиться – перед глазами все время стояла та мерзкая сцена, – и парнишка, с разрешения дежурного офицера подменившись с одним из вахтенных, забрался на марсовую площадку и долго смотрел на море. Солнце в этих северных краях летом никогда не садилось, без толку катаясь по небу тусклым золотистым шаром. Вот и сейчас, вечером, оно надоедливо светило в глаза, прочертив сверкающую дорожку от корабля до мыса… На котором тоже что-то блестело… Что? Вот снова…
Свесившись вниз, Джереми доложил обо всем вахтенному офицеру – им был щеголь Джеймс Фогерти, лекарь, палач и рубака.
– Сверкает, говоришь? – Фогерти поднял зрительную трубу. – Что ж, юнга. Взглянем.
Всегда невозмутимое лицо кондотьера неожиданно вытянулось, на губах заиграла улыбка.
– Однако…
Сунув оптику за пояс, он быстро зашагал на корму к капитану и в двух словах доложил:
– Там, на мысу, человек, сэр. Думаю, что мертвый. Но сверкает!
– Что значит – сверкает? – оторвался от трубки сэр Джон.
– Похоже, на нем золотое ожерелье, сэр! И браслеты. И кольца.
Бишоп недоверчиво скривился, но все же махнул рукой:
– Берите шлюпку, вахтенных и посмотрите. Отправляйтесь сами, Джеймс.
Кивнув, Фогерти поспешил в шлюпку. Мерно взмахнули весла, и через десяток минут суденышко уже причаливало к каменистому берегу.
– Вон, вон он лежит, на мху, за камнем! Молодой совсем, – указал веслом матрос. – Похоже, живой – шевелится. Эвон, привстал, кричит что-то…
Смуглый и тощий – однако с головы до ног увешанный золотом! – незнакомец, совсем еще молодой, подросток, помахал морякам рукой и громко закричал по-русски:
– Эй, здравы будьте, ага!
Крикнул и, звеня золотыми побрякушками, снова повалился в мох. Матросы алчно переглянулись, и Фогерти поспешно махнул рукой:
– Забираем парня с собой, пусть капитан разбирается.
Вернувшись, кондотьер сразу же доложил о подобранном незнакомце, впрочем, спустившийся с кормы хозяин «Святой Анны» и сам все прекрасно видел. Правда, разбираться пока не стал.
– Он что, пьян, что ли?
– Да вроде не пахнет, – Фогерти пожал плечами. – Мухоморами, наверное, обпился.
– Ладно, черт с ним, завтра разбудим. Давайте пока в трюм, – распорядился Бишоп и, подумав, добавил: – Побрякушки-то с него снимите.
Кондотьер обернулся:
– Зачем? Этот парень что-то кричал по-русски, а значит, его можно будет расспросить, поговорить добром – быть может, он приведет нас к целой золотой горе!
– К золотой горе, говорите? – покачав головой, капитан упер руки в бока и гулко расхохотался. – Заходите в салон, Фогерти. Посидим.
Проспавшийся парень оказался весьма дружелюбен и словоохотлив, жаль, что офицеры «Святой Анны» не столь хорошо знали русский. Бедолагу извлекли из трюма уже ближе к полудню, растрепанного и слегка помятого, но вполне веселого и явно желавшего потрепать языком.
– Меня зовут Хэй! Хэй с Болотного ручья, так называется наша деревня! Потому что у нас ручей, вот! И вытекает он из болота, а вы небось подумали, что из озера или родника. А вот и нет! В озеро он как раз втекает. Что, не верите? Но ведь не может же ручей втекать в родник!
– Что он там мелет? – Бишоп обхватил болевшую с утра голову руками.
– Да несет всякую чушь, – ухмыльнулся Фогерти. – Надо подробно расспросить о его деревне. Далеко ли от моря, сколько там жителей? Есть ли золото, и сколько?
– Вот-вот, Джеймс, – спрашивайте!
– От моря недалеко, – охотно отвечал парнишка. – Пешком вверх по ручью меньше чем за полдня дойти можно. Не, какие там стражи, вы что? Что у нас стеречь-то? Да и чужих тут нет… Русские? Ах да, были два лета назад – я им еще прислуживал, вот и говорить наловчился. Но сейчас – уплыли к себе в острог, да. А жителей у нас много, с полсотни, правда, по большей части – женщины, охотников мало, взрослых мужчины всего-то едва ль наберется с десяток. Почему так? Известно почему, ха! Все в город подались, что им в деревне делать-то? Ни славы, ни подвигов – одна скука. Золото? Ну да, есть, а как же ему не быть-то, коль у нас ручей – с золотым песком. Что грязи! В храме три больших идола – не унести вдвоем, да еще две дюжины мелких.
– Мелких – это каких? – дотошно уточнил Фогерти.
Парнишка весело улыбнулся:
– Ну, вот – с руку.
