усиливались. И по мере приближения кометы возрастала тревога человечества. Все обычные дела приостановились.
Настало время, когда комета наконец достигла такой величины на небосклоне, что превзошла размеры всех ранее наблюдавшихся блуждающих небесных тел. Теперь люди, отбросив всякую надежду на ошибку астрономов, убедились, что беда неотвратима. Ужас утратил свою призрачность. И сердца даже самых отважных бешено застучали. Нескольких дней оказалось достаточно, чтобы превратить эти ощущения в чувства еще более непереносимые. Мы не могли более подходить к неведомой комете с какими-либо привычными мерками. Всякие исторические признаки исчезли. Она мучила нас ужасающей новизной внушаемых ею чувств. Каждый видел в ней не астрономический феномен, но сумрачную угрозу, недоступную разуму. С невероятной стремительностью она превратилась в гигантскую мантию разреженного пламени, распростершуюся от горизонта до горизонта.
Но прошел еще день, и люди вздохнули свободнее. Стало ясно, что мы уже находимся в сфере влияния кометы, но по-прежнему живем. Мы даже чувствовали необыкновенную энергию в теле и редкую живость ума. Стала очевидной крайняя разреженность кометы, так ужасавшей нас: сквозь нее были ясно видны все небесные тела. Тем временем растительность Земли в считанные дни заметно изменилась; и это ранее предсказанное обстоятельство заставило нас уверовать в прозорливость мудрецов. Буйная листва, более роскошная, чем когда-либо, покрыла каждое растение.
Наступил новый день — а зло так и не постигло нас. Теперь стало очевидно, что первым Земли коснется ядро кометы. Между тем и для людей все невероятно изменилось; и первые же признаки боли послужили сигналом для нового всплеска всеобщего страха. Эту боль вызывало резкое стеснение грудной клетки и легких и невыносимая сухость кожи. Теперь уже нельзя было отрицать, что наша атмосфера загрязнена; начались споры о составе атмосферы и о допустимых изменениях в ней. Итоги этих исследований проникли в каждое сердце, как электрическая искра глубочайшего ужаса.
Было давно известно, что окружающий нас воздух состоит из смеси кислорода и азота в пропорции двадцать один к семидесяти девяти на каждую единицу объема. Кислород, поддерживающий горение и служащий проводником тепла, был, безусловно, необходим для поддержания жизни в природе. Азот же, наоборот, неспособен поддерживать ни физическую жизнь, ни пламя. Было установлено, что избыток кислорода должен был выразиться как раз в таком повышении телесной живости, какую мы испытали совсем недавно. Логическое развитие этой мысли — вот что породило волну чудовищного страха. Что может стать следствием полного замещения азота в атмосфере кислородом? Воспламенение от малейшей искры — неудержимое, всепожирающее, мгновенное. Иначе говоря — полное осуществление во всех страшных подробностях тех мрачных пророчеств, которыми полно Священное Писание.
Стоит ли описывать, Хармиона, безумие, охватившее человечество, лишившееся всяких уз? Разреженность кометы, которая сперва внушила нам надежду, стала теперь источником самого горчайшего отчаяния. В ее неосязаемой газообразности ясно читалось свершение Судьбы. Между тем прошел еще день, и он унес с собой последний отблеск надежды. Мы задыхались в быстро менявшемся воздухе. Алая кровь бурно неслась и билась в своих тесных сосудах. Исступленный бред охватил всех людей; и они, судорожно простирая руки к грозным небесам, пронзительно кричали, охваченные трепетом. И тогда на нас надвинулось ядро кометы-разрушительницы…
Даже здесь, в Эдеме, я содрогаюсь, говоря об этом. Поэтому позволь мне быть краткой — такой же краткой, как и постигшая нас гибель. В течение какого-то мгновения в небесах полыхнул зловещий, яростный свет, который, казалось, пронизывал все насквозь. А затем — позволь мне, Хармиона, склониться перед бесконечным величием Всемогущего! — затем раздался громовой удар, звук, наполнивший собой все и словно исходящий из Его уст. Вся масса атмосферы, в которой мы существовали, в один миг вспыхнула тем пламенем, чьей яркости и невиданному жару нет наименования даже у ангелов, витающих в горних пределах чистого знания.
Так завершилось все.
Перевод К. Бальмонта
Могущество слов
